Форум » Архив » Планета АМОИ (в прошлом) (2) » Ответить

Планета АМОИ (в прошлом) (2)

Джон Ди: Хороша была галера: румпель был у нас резной, И серебряным тритоном нос украшен был стальной. Кандалы нам тёрли ноги, воздух мы хватали ртом, Полным ходом шла галера. Шли акулы за бортом... (Р. Киплинг "Гребец галеры") Тюрьма № 9836/076HSC архипелага планетарных тюрем. Наземные этажи Секция служебных помещений. Медицинская секция. Секция тюремных помещений. Секция технических помещений Секция генерирования и обслуживания атмосферного слоя. Космопорт. Подземные этажи (Засекречены) Секция лабораторий. Шахты. Примечание: Данные события происходят в 1--- году за 15 лет до высадки группы ученых "Abyss" и начала эксперимента по созданию идеального общества на Амои. Стадия генерирования атмосферного слоя входит в завершающую фазу. Но защитный купол еще необходим и окутывает планету.

Ответов - 85, стр: 1 2 3 4 5 All

Джон Ди: Последнее его замечание заставило меня разжать руки и отпустить его плечи. Я откинул волосы, падающие на лицо. Как только приду в себя - первым делом вымою голову. - Нет. - Сухо ответил я. - Он умер. Шесть лет тому назад. - Я не хотел вдаваться в подробности смерти отца. Моего отца - раз уж Алэю угодно было так высказаться. - Давай, сядем наконец есть. А то все остынет. И я отодвинулся - поближе к столу, подальше от него.

Алэй Лан: перемену было трудно не заметить - словно сквозняком потянуло. Если он опять замкнется от меня, как я его выковыривать оттуда буду? - Неудачная шутка, прости, ляпнул, не подумав. Я подвинул к себе тарелку. - Он был очень красивым...и очень холодным. Вот и все, что я помню. "А еще я боялся его до дрожи в коленках" - но этих слов я не произнес.

Джон Ди: Я искоса глянул на него. Да уж, если я напоминаю ему отца, то тогда наши отношения вряд ли когда нибудь наладяться... Отец... он действительно был холодным. Но этот холод обжигал. Ледяное пламя. Или пылающий лед. Оба определения подходили к нему идеально. О, он умел не то что посмотреть, пройти мимо человека так, что тот начинал чувствовать себя абсолютным ничтожеством. И, напротив, одно ласковое слово или благосклонный взгляд пробуждали в людях самые невероятные надежды. И еще от него, даже в спокойные минуты, исходило ощущение опасности. Его безумно боялись и одновременно безумно боготворили. А я... Я воистину был "кровью от крови и плотью от плоти". Любил ли я отца? Не знаю... Но то что я полностью понимал его, а он, в свою очередь так же полностью понимал меня - было несомненно. Даже в том, что он разрешил оставить мне брата - было это понимание. И в том, что он лишил меня его, а то, что это его рук дело я не сомневался сейчас ни секунды - тоже. Эме же не был его сыном. По крови да, но дух у него был иной. И в этом его счастье... - Отец был непростым человеком. И обычным людям с ним было нелегко. - Я помолчал и добавил. - И ты прав. Я действительно очень похож на него.


Алэй Лан: Я пожал плечами. - Я имел в виду внешнее сходство. Об остальном мне трудно судить. И, не отвечай, если не хочешь. Но как я оказался в интернате? Мое последнее четкое воспоминание… Я задумался. Черт. Муть какая-то. Висок прострелило болью… - Тише. Не шуми. Это сон. - Кто вы? - Я…хочу тебе что-то интересное показать. Ты когда-нибудь на лошадках катался? - Нет! А можно? - Конечно, можно, только не разбуди никого… - А как же Ано? - Он устал, мы его в другой раз позовем, хорошо? - Ладно…

Джон Ди: Есть резко расхотелось. Я оставил тарелку в сторону и достал сигареты. Анаша, конечно, не выход, но у меня возникло ощущение, что я опять могу сорваться. Всю жизнь избегал воспоминаний - что прошло, то прошло, эксгумация в любом виде вещь не из приятных, но сейчас это, видимо, было неизбежно. Я забрался на диван поглубже, прислонися к стене. Щелчок. Затяжка. Выдох. Я закрыл глаза... Мальчик проснулся от какого-то странного чувства. Что-то было не так. Но что? Тяжелые портьеры полностью занавешивали высокие старинные окна и в комнате царил наполненный тишиной мрак... Тишиной? Он приподнялся на локте, прислушиваясь и пытаясь вглядеться в темноту... Внезапно он понял - не слышно было дыхания. Дыхания маленького существа. - Эме? - И тишина в ответ. Мальчик улегся обратно, заставляя себя отогнать странную тревогу. Ну, что, ребенку уже и в туалет нельзя ночью выйти? Сейчас вернеться. Это все отец, подумалось ему, с недавнего времени он все чаще и чаще начал заговаривать о том, что домашнее обучение - это конечно хорошо, но пора бы уже его сыну отправиться в одну из закрытых элитных школ. Сын, конечно, отнюдь не пришел в восторг, о чем и не примянул сообщить отцу. Но разговор на этом не был окончен и продолжался, день ото дня все настойчивее. И мальчик боялся, что отец в концов отправит его обучаться насильно. Что же тогда станет с его братом? Мысль о возможной разлуке была такой горькой, болью сжимала сердце... Он поклялся себе что пойдет на все, чтобы не допустить этого! Вот и нервничает теперь по поводу и без повода... Он закрыл глаза, пытаясь заставить себя заснуть... но непонятная тревога нарастала, он вскочил, включил свет... дверь в ванную комнату была открыта и там никого не было. Мальчик кинулся в соседнюю гостинную, затем в небольшую библиотеку около нее, громко зовя брата - везде было темно и пусто, никто не откликался. Он вернулся обратно, подошел к постели ребенка, стараясь понять куда в этом враждебном ему замке, он мог пойти. Отец говорит: "Хочешь решить проблему правильно - решай ее с холодной головой." Постаравшись взять себя в руки он огляделся. Так. Одежды нет. Четыре часа утра. Пойти, посмотреть - может на этаже где-нибудь горит свет?.. Господи, да что могло случиться?! И, забыв о благих намерениях, он в невероятной тревоге метнулся в направлении коридора... - Проснувшись однажды, я просто не нашел тебя в постели. Пытался самостоятельно искать по замку - но разумеется без толку. - И я сам поразился тому как равнодушно и спокойно прозвучал мой голос. Глянул из-под ресниц на Алэя - он сидел закрыв глаза, прижав пальцы к вискам, от лица отхлынула кровь. Черт, ему же плохо! Скотина ты эгоистичная, Джон! Накурил так что непродохнуть, а у мальчика, небось, голова разболелась! Думаешь вечно только о себе! Я потушил сигарету и с тревогой прикоснулся к щеке брата. - Плохо? Голова болит? Извини это я виноват - накурил тут... Давай, кондиционер включим?

Алэй Лан: - Это...не от дыма. Просто...я как-то рывками все вспоминаю. Не успевает в голове укладываться...вот и пухнет... Я криво улыбнулся. - Там была женщина...красивая как фея. "Только вот добрые феи не крадут детей, заманивая их обещаниями," - подумалось мне. - А потом разговор...я слышал. Мужчина сердился на нее. А потом...мне было плохо. Джон, дай мне сейчас...что-нибудь. Только я курить не умею...и пить...пожалуйста. А ты...искал меня. Я знаю.

Джон Ди: Я смотрел на него и чувство нежности сжимало мне сердце как когда-то давно, словно я вновь превратился в того ребенка, который пытался как-то заботиться о существе, еще более одиноком чем он сам. И вот теперь все вернулось вновь. Он снова одинок и нуждается в защите, а я... Тогда я не сумел уберечь его, смогу ли теперь? Он что-то бессвязно говорил, жалобно глядя на меня и я не выдержал. Понимая, что отныне мне никогда не жить прежней жизнью, что теперь все для меня станет в сотню, в тысячу раз сложнее и что моя жизнь теперь больше не будет принадлежать мне, я обнял его, прижался губами к его лбу, а затем, глядя в глаза, поглаживая по волосам успокаивающе зашептал: - Все, все, тихо, тигренок мой! Все позади, мы снова вместе и я тебя никому не позволю обидеть! Ты ведь веришь мне? Не беспокойся больше ни о чем... Я обо всем позабочусь... Он спрятал лицо у меня на груди, а я тем временем быстро прошелся по нескольким расслабляющим и успокаивающим точкам у него на теле. Вот еще, чего придумал - дрянь всякую глотать! Чтобы я позволил своему брату себя всякой гадостью травить! Я чувствовал как он постепенно успокаивается, расслабляются мышцы, выравнивается дыхание... Я заставил его лечь, положил его голову себе на колени, помог укрыться пледом. - Спи. Ты так устал за эту ночь, да и от недавнего стресса, чувствуется еще не отошел - тебе надо хорошенько выспаться. Спи, тигренок.

Алэй Лан: У вещества есть три агрегатных состояния : жидкое, твердое и газообразное…четыре..еще желеобразное. Это как раз про меня. Мне легко…Сколько раз я засыпал так и почему забыл об этом? Глаза слипаются…упрямо стряхиваю с себя сон. - Ано…тот портрет. Расскажи про них. Еще раз…

Джон Ди: Он поуютнее сворачивается, дрёма смежает его ресницы, я уже сам с облегчением откидывась назад - мне пока еще не так уж легко даються самые обычные действия, как он вдруг с трудом раскрывает глаза, полные сонного дурмана и совсем как в детстве просит: - Ано…тот портрет. Расскажи про них. Еще раз… Я усмехаюсь - рассказы про Великого Магистра и его последователя всегда были самыми любимыми для Эме. Я практически на автомате произношу фразу, которую говорил всегда перед тем как уступить его просьбам - Я же тебе все уже о них рассказывал. По сотне раз каждую историю. Может, что-нибудь другое?

Алэй Лан: Я молчу. Лениво улыбаюсь.Что называется риторический вопрос... Я ведь и с закрытыми глазами послушать могу. - Про битву..

Джон Ди: Ах, ты ж котенок! Надо же, даже вкусы остались те же что и раньше! Рассказ "про битву" был его излюбленной историей. И в то же время это был один из самых странных и загадочных моментов в истории жизни этих двоих... - Ну что там рассказывать? Ладно, подрались как-то войска мусульман и христианских рыцарей. И один храбрый оруженосец вытащил своего тяжело раненого господина с поля боя и спас тем самым от верной смерти... Если бы все было так просто...

Алэй Лан: Раны…привычное дело для воина. Боль – спутница храбрых. Но твою боль мне видеть невыносимо. Даже зная, с какой легкостью ты переносишь эти муки…У твоего ложа умелые лекари. Я лишь мешаю, но они не прогоняют меня. Попробовали бы … Сейчас я могу быть близко. И не желаю отказываться ни от одного мгновения.

Джон Ди: Зной... Палящий дневной зной этих мест... И пронизывающий ночной холод... Какое... неудачное место выбрал господь для места своего последнего упокоения... Мне жарко... Что это - горячка бреда или огонь пустыни?.. Я чувствую пытку прикосновений к своим ранам - и привычно стараюсь смирить реакцию бунтующей плоти. Раскрываю глаза и в аду боли мне чудяться глаза - голубые как весеннее небо... Я осознаю, что это все порождение разума моего охваченого муками тела - никогда бы ты не позволил себе прийти ко мне, да я бы и не допустил этого, это все такой же бред как и... как и тот поцелуй. Но хоть видению могу протянуть я руку... но поврежденное плечо отказывает мне даже в такой иллюзии утешения и разочарованию удается сделать то, чего не удалось сделать боли - стон срывается с моих губ...

Алэй Лан: Я знаю, пройдет неделя-другая, и ты восстанешь как феникс. В темном пламени. Но сейчас я почти счастлив. Что могу быть с тобой так. Не оскорбляя, не оскверняя твоего величия. Твоей яростной чистоты. И я снова смогу встать за твоей спиной. Ты встречаешь опасности лицом к лицу. Так позволь же хранить тебя от предательства и от трусости. Я никогда не потребую большего. Но я бы на костер взошел за тот поцелуй. И не посчитал бы это высокой платой. Еле слышный стон...И я не могу удержаться. Твоя рука...такая сильная. Такая горячая под моими губами.

Джон Ди: Видение приближается к моему ложу. Я заглядываю в огромные глаза будто в глубину небес, тонкие, но сильные пальцы сжимают мою кисть, губы, словно изваянные резцом Микеланджело, прижимаются к моей руке... И за этим видением встает иное, воспоминание о первой встрече... ... Распахнулись тяжелые ворота и во двор средневекового замка въехала группа всадников. Кольчуги и мечи, кольчужные же перчатки и стальные наколенники, кони, в полном боевом вооружении, идущие на поводу у оруженосцев, несущих копья и щиты своих господ, в сочетании с крестами, вышитыми на одежде, плащах и знаменах давали понять что это были представители Ордена Тамплиеров - воинов-монахов, защитников Святого Креста и Гроба Господня, хорошо известных как на Западе так и на Востоке. Больше всего из всех выделялся высокий черноволосый всадник с красивым лицом, надменное и жестокое выражение которого как-то не очень вязалось с понятием "священник". Он что-то негромко говорил своим спутникам и в его голосе, даже при спокойной беседе проскальзывали привычные властные нотки. Однако при виде хозяина замка, торопящегося им на встречу он улыбнулся и поспешил спешиться. Улыбка удивительно смягчила резкие черты его лица, потеплел взгляд черных глаз и в тоне глубокого низкого голоса, произносящего слова приветствия исчезли повелительные нотки. Все это не укрылось от взгляда белокурого подростка, выбежавшего вслед за отцом поглазеть на необычных гостей. Впрочем корме господ на улицу уже высыпала чуть ли не вся дворня, с любопытством и некоторым суеверным страхом таращившая глаза на легендарных храмовников. Заметив сына, хозяин жестом подозвал его к себе. Мальчишка, робея, приблизился. - Вот это мой младший, когда ты уезжал в последний крестовый поход он был еще ребенком. А это - обратился он к сыну, - Великий Магистр Ордена Тамплиеров. Подросток застыл, с восхищением глядя на знаменитого гостя. Взгляд черных глаз мельком скользнул по мальчишке. Небрежный кивок. - А где твои старшие? - Да, как назло, все в разъездах. Двое при дворе, один к соседям уехал - охота у них, а еще один - у родственников гостит. - Мужчина фыркнул. - Сестру свою троюродную обхаживает. Вот локти будут кусать, когда узнают, что с тобой разминулись. Ну да Бог с ними. Идемте в дом, столы уже накрыты. - Повысил он голос, приглашая гостей. И обращаясь к Магистру добавил, - С утра вас ждем. Весь ужин, во время которого рыцари рассказывали истории своих приключений, а местные обитатели внимали им, раскрыв рот, и все последующие дни, пока они гостили в замке, белокурая тень неотступно следила за Главой Ордена. Мальчишка с восторгом следил за тем, как воин упражняется с оружием, как гарцует на своем гнедом жеребце, поджидал его у ворот с охоты на кабана, куда его так и не взяли, несмотря на все его просьбы и чуть не расплакался, узнав что гости прибыли всего лишь на три дня и вскоре уезжают. С замиранием сердца слушал он как Великий Магистр и его соратники служат благодарственный молебен в домашней церкви замка. Спрятавшись за колонну почти с отчаянием смотрел, не отрывая взгляда, на тонкий, гордый профиль тамплиера и казалось ему, что храмовник смотрит на распятого Господа не со смирением, но как равный на равного и не покорностью, а гордыней и вызовом звучит его низкий голос, ведущий голоса братьев в молитве, так же как его воля вела их на полях сражений... Рано на рассвете, когда всадники сели на коней, распрощались с хозяевами, и направились к распахнувшимся воротам, он смущаясь и краснея, все же решился и метнулся наперерез вороному Главы Ордена. Тот задержал коня и вопросительно приподнял бровь. - Господин, - едва не заикаясь выговорил мальчик, - могу ли я спросить Вас, простите... - Да. - Господин, а... а я мог бы... стать тамплиером? - Разумеется, - прозвучал спокойный ответ. - Сколько тебе лет? - Четырнадцать. - Через два года приходи в ближайший к вам капитул Ордена и становись послушником. - И он тронул поводья своего коня, считая вопрос исчерпанным. Однако мальчишка так не считал. - Господин! - Воскликнул он хватаясь за стремя . - Что еще ты хочешь узнать? - Я... я хотел бы служить именно под Вашим началом! - Выпалил подросток, мучительно покраснев, но не отводя взгляда от непроницаемо-черных глаз и внутренне сжимаясь в ожидании смеха. Но никто не засмеялся. Напротив, Глава Ордена сделал то, чего он никак не мог ожидать - спешился и, встав рядом, положил ему руки на плечи, внимательно заглянув в глаза. - Ну что ж, - произнес он, - я не знаю, где я буду через два года, но если по истечении этого времени ты сможешь найти меня, обещаю взять тебя под свою руку. - Он вспомнил, как все эти дни мальчик крутился вокруг него и улыбнулся. Но эта улыбка была не насмешливой, а теплой. Он снял у себя с шеи золотой, украшенный драгоценными камнями крест и надел его на шею подростку. - В нем частичка креста Господня. Пусть эта реликвия принесет тебе удачу и поможет в тяжелый час. Затем он вскочил на коня и уже не оглядываясь и не останавливаясь поехал прочь. За ним тронулись его спутники, а мальчик стоял и провожал их взглядом, сжимая крест в руке... - Ты нашел меня... - шепчу я своему видению...

Алэй Лан: - Ты нашел меня… Он шепчет в полубреду, но я знаю, к кому обращены эти слова. И помню, когда они были сказаны впервые. В день, когда я увидел тебя, моя жизнь обрела смысл. Служить тебе…пусть это кощунство, но в орден я пришел не ради того, чье имя шепчут в молитвах. Защищать тебя…даже если ты не нуждаешься в моей защите. Как я мог не найти тебя? Ведь моя душа стала подобна стреле, пущенной с тетивы. Два года я знал и помнил только одно – путь к цели. А отец не узнавал своего сына и только диву давался, когда я, не успев оправиться от очередной трепки, брался за меч. Быть достойным тебя … Что было в моих глазах, когда я не просил – требовал аудиенции у Великого Магистра, и мне не решились, не посмели отказать? Я сотни раз представлял, как предстану пред тобой. Но ты черным всполохом вошел в комнату …и все, что я смог – преклонить колени и молча протянуть драгоценный крест, с которым не расставался до этого ни на миг. И твоя рука коснулась моих волос… И мне не нужно было иного благословления. - Я нашел тебя… Темные глаза…темные звезды. Я смотрю в них, и чужая память шепчет мне иное имя. Какое-то мгновение я не могу различить сон и явь. Я сейчас даже не знаю, кем являюсь...или являлся… И эхом повторяю слова, произнесенные во сне… Во сне ли? - Я нашел тебя… А потом все снова встает на свои места… - Ано… ты не все мне рассказывал… ты ведь тоже видел?

Джон Ди: - Я нашел тебя... Чьи это слова? Твои? Или эхом принес их сон, сорвав с губ давно уж рассыпавшихся во прах? Я нашел тебя... нет мой мальчик, мы никогда никого не находим. Это всего лишь иллюзия. Иллюзия души, которая рвется на части в страхе перед одиночеством. Ты думаешь, что нашел во мне защиту от этого страшного, проклятого всеми богами мира и это верно. Но кто даст защиту мне? Всем нам светят звезды в пути, но моя звезда давно угасла и суждено мне брести во мраке. И, ведомый угасшей звездой, не имею права я выбрать неверную тропу... - Да, маленький, я их видел... - "Я часто их видел" произношу я про себя. И никогда не рассказывал тебе окончание этой истории... Я поправил плед, положил ладонь ему на лоб. Закрыл глаза. - Потому что это очень печальная история... ... синий взгляд полон сочувствия и тревоги. Это все-таки ты... Ты пришел... Не смотри на меня так... не надо! Если бы ты знал... если хотя бы догадывался о том, какие чувства я испытываю к тебе, то с презрением отвернулся бы от меня. И я заставляю себя разжать руку. Это такое легкое движение... но мне больно. Больно так, словно с кисти снимают кожу... - Уходи... - еле слышно шепчу я.

Алэй Лан: Даже в еле слышном шепоте - властность и сила. Ты ведь не просишь. Ты отдаешь приказы. И не разу я не ослушался. Но сейчас...сейчас я знаю, что, если отпущу твою руку, если уйду....Что-то сломается во мне. Рассыпется осколками. Даже если ты никогда не простишь мне этого. Даже если я больше не смогу быть подле тебя.... - Нет. Я не уйду.

Джон Ди: Два клинка взглядов - черный и синий скрещиваются в поединке. Две воли - юная, полная огня, готовая, даже жаждущая преодолеть любые испытания и препятствия и зрелая, закаленная в битвах, и прежде всего в битвах с самим собой сходятся в незримом, молчаливом сражении. "Что ты делаешь, мальчик? Ты не в состоянии представить себе в каких жестоких оквах я держу свою страсть и насколько это мучительно! Уходи... прошу тебя... Но... как же мне хочется чтобы ты остался... Но я еще Великий Магистр и не даром ношу это звание!" Губы тамплиера искажает надменная усмешка и, собрав последние силы, он выдергивает свою руку из руки юноши. В черных глазах отражается вспышка боли и сознание в них меркнет...

Алэй Лан: Лекари только руками разводили – так быстро ты оправился. И первым делом потребовал чан с горячей водой. А я почему то думал о том, что тебе не терпится отмыться от моих прикосновений… Окончательным знаком твоего выздоровления стала девица, выскользнувшая из палатки под утро. Кто-то отпустил шуточку, мол, наш Магистр и целибат – две вещи несовместимые, а я только зубы стиснул, чтоб не затеять драку. Меня ты не замечал. Ни слова, ни жеста, ни взгляда в мою сторону. Хотя и не прогонял, и я тенью следовал за тобой, радуясь и этой малости. А большего я был недостоин. Несколько раз брал перо в руки, но строчки выходили такие беспомощные и глупые, что я забросил попытки… Ты жив. Жив и во здравии. И я даже могу наливать вино в твой кубок.



полная версия страницы