Форум » Архив » Харон(1) » Ответить
Харон(1)
Lagoon Silences:
Ответов - 33, стр:
1 2 All
Lagoon Silences: Если натягивать струну , то наступит предельный момент. Дзинь и она лопнет. Нитка рвется быстрее. А что связывало нас? С родни чему это было? Харон, как мое пальто. Мы давно знаем друг друга и знаем , что можем друг другу доверять свои жизни. Он мне, я ему. Разве этого мало? Разум Харона более слаб, но его тело более сильно, мы отлично дополняем друг друга. Разве нужно что то еще? Корабль шел и казалось он раздвигает звезды. Я стоял у экрана командной рубки смотрел в эту бесконечную пропасть звезд. Очень давно я смотрел на нее каждый день и даже думал, что каждая звезда, это кораблик и горит потому, что в ней еще не выключили свет. В голове вертелось словосочетание"звездный ветер". Очень давно , я думал что это метафора. Просто, что-то красивое, а все оказалось гораздо прозаичнее. Звездный ветер это постоянное "истечение" газа из звездных атмосфер, уносящее вещество звезд в межзвездное пространство со скоростями в сотни или даже в тысячи км/с. Он имеет место у звезд всех спектральных классов, но наиболее сильным он является у горячих массивных звезд. Поток вещества, теряемого светилом в виде звездного ветра, может достигать 10-5 M/год (у массивных звезд типа Вольфа-Райе), но у нормальных звезд он значительно меньше; например, у Солнца он всего около 10-14 M/год, а его скорость в окрестности Земли около 400 км/с. Для большинства звезд потеря массы за все время их существования незначительна. Для большинства это даже не ветер, а так ветерок, пыль. Мой звездный ветер уносил меня в неизвестность, отрывая от прошлого. Отрывая с кровью. Но боли не было. Боль осталась там, на Раяно, там где я оставил свое сердце распутному мальчишке. В известный час скупых осенних дней, Когда в окне затеплится свеча, По улицам, сухие листья мча, Гуляет звёздный ветер - звездовей. Печной дымок, послушный лишь ему, Творит за пируэтом пируэт - Он вторит траекториям планет, А с юга Фомальгаут сверлит тьму. В такую ночь поэты узнают Немало тайн о югготских грибах И о цветах, что в сказочных садах На континентах Нитона растут. Но всё, что в этот час приснится им, Уже к утру развеется как дым! Звездовей Лавкрафта. Я улыбнулся глядя на неподвижность звезд на экране. Случайная мысль искать среди звездных ветров своих создателей превратилась в цель. Наверное все же что-то детское, но присущее всем. Бежать к тем кто произвел тебя на свет в минуту невыносимой для тебя боли. Когда ноша ее тебе уже не по силам и ты бежишь в поисках того, кто примет ее с твоих плеч, утешит тебя и скажет, что все еще будет. Установленный мной от боли барьер еще работал, а потому я еще был жив. Может быть я успею найти тех, кто вложил в меня этот странный брак....умение чувствовать. Харон ровно гудя нес меня к моей цели. Той которая была в мире которого нет. В мире где я появился, но которого никогда не видел. Я выставил автопилот. Без дозаправки Харон мог лететь 165 суток. Немыслимо долго, но это не от колличество топлива, это система накопительных батарей. По сути работа основного двигателя требовалась толко для взлета и посадки. Дальше Харон автоматически переходил на эконом режим, мерно гудя скользил в этом бесконечном звездном пространстве. 165 дней одиночества. Потом я сверюсь со звездной картой, вычислю координаты и пришвартуюсь к более приемлемой планете что бы пополнить топливные ресурсы. Я приблизительно помнил те места куда направлялся. Где-то там была найден осколок моей родины и где то там была планета ненадолго приютившая меня. Где-то там я узнал много нового о бесконечном мире вокруг и оттуда меня потянуло стать бродягой. Оттуда судьба привела сначала к воинской славе, потом к финансовому успеху и к краху в любви. Найду ли я там ответы на то что мучает меня? Решусь ли я вернуться или это только начало бесконечного дневника одиночества? Я прошел через рубку к двум брошенным у незадраенных дверей сумкам. Все что я взял с собой. Расстегнув одну из них, я порылся в вещах и достал яркий, зеленый свитер. Он был явно не моего размера. Глупо было заскакивать перед отлетом с Раяно в наше бунгало, но я знал что его там уже нет. Я знал что ему плохо, но он не будет утешаться одиночеством. Скорее всего он утешается даря свое горячее ласковое тело другим. Это было для него важнее нас. Я гладил мягкую рельефную шерсть. Я люблю этот материал. Он мягок, пластичен и еще он надолго сохраняет запах своего хозяина. Даже через много лет остается тонкий аромат той индивидуальности, которая была присуща владельцу этой вещи. Я сидел на коленях перед сумкой с его свитером в руках. Иногда я вдыхал его запах и вспоминал каждую минуту проведенную с ним, прислушивался к себе ожидая взрыва боли и ощущал только тянущую пустоту внутри. Ах да, болеть ведь нечему. Больное сердце осталось на Раяно. То что билось сейчас в груди, было другим. Оно не болело, только вот от него было холодно. Я встал и аккуратно разложил свитер на штурманском кресле. Вообще Харон рассчитан на экипаж из трех человек, но мы всегда с ним справлялись без кого либо. Но два кресла в рубке я не снимал и сейчас рядом с моим, в соседнем кресле сидело зеленое мое чудовище. Я снял пальто, разложил подкладкой вверх и подготовил себе дозу. Я долгое время вводил в свой организм микродозы всевозможных ядов, приучая себя к ним. Иногда пользовался различными стимуляторами в особо сложных моментах. Теперь я вводил в вену смесь на основе пиротраксина. Это позволяло мне жить. Функционировать не сжимаясь от болезненного холода поселившегося во мне. Что будет со мной я не знал. В общем это и не особенно волновало меня. Будет-хорошо, нет и ладно. Жизнь потеряла какой либо смысл в тот момент когда он ушел. Я не сдавался, я смирился. Я искал и нашел цель, но исполнение этой цели заключалось пока в движении в никуда. Препарат начал действовать и я почуствовал как тепло, искусственное тепло созданное химией дает иллюзию жизни моему мертвому телу. -Твое дежурство. Сказал я зеленому чудовищу в кресле и подхватив сумки и пальто направился в одну из кают в вибрирующем чреве Харона. Температурный режим 23 градуса. Ионный душ. Воду приходилось как раз экономить. Чистая постель. Узкая койка одиночества. Дозы хватит до утра, а это значит что я буду спать без кошмаров и только утром возможно проснусь стуча зубами от холода. Поэтому я положил на прикроватную полку заряженный инъектор. Я открыл электронный ежедневник и внес распорядок дел на завтра. Я составил себе очень плотную программу. Так, как тогда. Давно. Пятнадцать лет назад. -Спокойной ночи. Я улыбнулся. Зеленое чудовище в командной рубке конечно не услышало, но должно было почувствовать. -Я люблю тебя.
Lagoon Silences: Как я и предполагал, утро началось с укола и я еле попал в вену трясущимися от холода руками. Но через пол часа после инъекции я был в норме. Ионный душ не особенно освежал, но давал чувство чистоты. Немудренный протеиновый завтрак я закинул в себя почти на ходу. Дел было много? очень плотный график. Но я успел заглянуть в командную рубку и сказать ему доброе утро. Проверить курс, выправить координаты. -Я сменю тебя попозже. Кофе принести? Мы пили кофе вдвоем, молча. Впрочем слова нам были не нужны. Зачем слова тем? кто любит. Пить кофе вместе утром. Что еще нужно? Потом я ушел в лабораторию. Мне нужен был аналог моей отсрочки. Работа как всегда поглотила меня с головой и только таймер напомнил что уже обеденный перерыв. Я сменил зеленое чудовище на вахте, отнеся его в каюту, наслаждаясь его запахом и занял место у пульта. Харон жрал парсеки как -будто изголодался. Я еще раз вывел курс загнав его в автоматику. Пульт мне был не нужен, с Хароном я соединялся напрямую. Мы немного поболтали с ним о поэзии Лавкрафта. Поспорили на счет переводов, чьи именно лучше доносят тонкую музыку его слов. Харон был достаточно образован для таких споров, ведь он был частью меня. Я сделал его таким. На Хароне прекрасная электронная библиотека и я запросил Игуану Маркеса и два часа читал с огромным удовольствием, пока строчки не стали прыгать перед глазами от того что зубы опять выбивают дробь. Доза действовала от 8 до 10 часов, в зависимости от интенсивности работы мозга. Укол и я опять в полном порядке. Пообедав я ушел к иглолетам. Я знал что там все в идеальном состоянии, но хотелось дотронуться до этих смертоносных машин, поговорить с ними.... Я влез в каждый и выслушал каждого положив руки на приборные доски. Здесь все было в порядке. Прекрасно когда все в порядке. Это радует. Разве нужно что-то еще? Я чувствовал себя дома в окружении близких мне по духу. Понимающих меня. Любимое чудовище отдыхало после вахты. Все было в полном порядке. Маленький но хорошо оснащенный тренажерный отсек Харона я посетил к вечеру. Мышцы должны работать, даже если ты находишься в чужом теле, которое двигается за тебя. Сейчас главную работу выполнял Харон. Он нес меня домой. Нес к тем которых я обязательно найду, что бы спросить. Что бы мне объяснили, чего же я так и не смог понять там на Раяно? Сейчас это казалось самым главным. Потом я заглянул ненадолго к себе в каюту, только что бы принять душ после тренировки и чего греха таить, вдохнуть запах любимого. Перед ужином я разбудил чудовище и отнес его в рубку. Мы ужинали и смотрели на великолепную россыпь звезд на командном экране. Рисунок за сутки почти не изменился, но все равно это было красиво.Я рассказывал ему на каких планетах побывал, что видел. Видел я многое. Наверное я был не плохим рассказчиком и старался вспоминать побольше смешных моментов и мы вместе смеялись. Я часто и много рассказывал про Макса, вдруг осознав, что из всех ангелов, этот сумасшедший сетх был мне ближе, чем кто-то другой. Из памяти всплывали моменты когда мы понимали , даже чувствовали друг друга на расстоянии. Макс был другом. Даже Леоне не удалось изменить это. Это вошло в кровь вместе с той жизнью, с теми девятью годами когда мы жили бок о бок. Когда делили и опасности и веселые минуты. Я сидел и многое вспоминал и рассказывал. В ночных вахтах особой нужды не было. Харон был достаточно умен что бы держать заданный курс. Я специально проложил его в стороне от общих трасс, что бы ничего не беспокоило нас. Ночью я снова читал книги и наблюдал за звездами. Если вовремя колоть инъекции, то жизнь прекрасна.
Lagoon Silences: Мне казалось, что равновесие вернулось в мой мир. Равновесие. Оно начиналась с утра с укола дрожащими руками, с твердой команды данной мозгу забыть все то, что снилось в предутренние бьющие ознобом часы. Я не спросил у Энто формулу , а аналог пока не сделал, поэтому экономил лекарство дающее мне возможность жить. Я отличный химик, почему я еще не сделал то, что мне жизненно необходимо? Это отстуствие дисциплины. Каждый раз после завтрака, быстро поцеловав спящее чудовище я направлялся в лабораторию работать. Я действительно начинал работать, а потом застывал задумавшись, уйдя в воспоминания. Рука все время сама повторяла жест выученный на память. Тонкий контур большеглазого лица, точные контуры которого я начал забывать. Помнила рука. Рефлекторная память глубже памяти зрительной, отмечал я для себя равнодушно и пытался вернуться к работе, но минут пять-десять уходило на то, что бы вспомнить зачем я здесь вообще. Я начинал работать а потом опять мозг выдергивал меня из прострации в которой я застывал глядя на двигающуюся по знакомой траектории руку. Тогда я уходил в рубку и задраив дверь повышал температуру до максимального предела. Это давало возможность продлить существование без укола еще на два, три часа. Иногда в эти часы я читал, иногда просто смотрел на звезды и пытался вспомнить, кто же мне рассказывал про поле полное тюльпанов, но вспомнить не мог. Холод возвращался не смотря на то что температура в рубке зашкаливала. Он всегда возвращался, верно и преданно, что бы заключить в свои обжигающие объятия измученное дрожащее до судорог тело. Но я тянул еще час или даже два, выигрывая таким образом время и только потом вводил лекарство. Однажды я не попал в вену и кубик прозрачной жидкости пролился просто так. Я скрючился на полу и заплакал от обиды, это ведь были несколько часов тепла. Это было несправедливо. Но было и чудесное в этом путешествии в никуда. Чудесные вечера, когда тело согретое химией устраивалось в кресле и мягкие, зеленые лапы моего чудовища уютно устроившегося у меня на коленях обнимали меня. Мы разговаривали. Я научился рассказывать ему сказки. Иногда я их вычитывал заранее из электронной библиотеки, иногда придумывал на ходу. Например про лягушонка Рюи, веселого и хитрого которому всегда удавалось обмануть глупого Аиста живущего на том же болоте. Я знал что чудовищу нравятся мои сказки. Иногда я ему тихонько пел или читал стихи. Я знал что пою плохо, но если тихонько, то можно. Ему особенно нравилась одна песня. Если любовь у тебя словно в клетке поселится, В тихую ночь, где случайные гости встречаются, Пусть улетит из груди мимолётная пленница На небеса, где она в облака превращается... Тень журавлей промелькнёт, словно облако нежное, Лёгким дождем на холодном рассвете умоется Эта любовь - благодарность за небо безбрежное - Светом своим до тебя незаметно дотронется... Отпусти на небеса любовь, Отпусти и прости! Отпусти на небеса любовь, Не жалей, не грусти... Отпусти её к себе домой, Где живут журавли Отпусти на небеса любовь, От себя, от земли... Синее небо с землею дождями не свяжется, Просто бывает, когда это чудо случается, Думаешь - ты в небесах, но тебе только кажется, А наяву - это небо в тебе отражается! В сердце любовь не живёт, в нём она только мается, Сильно крылами, как в колокол, бьёт и колотится, И потому так от боли оно разрывается, Если из сердца любовь в небеса свои просится... Но позже я начал забывать ее слова и мы ограничивались припевом. А потом на меня опять набрасывался холод и я уходил к себе. Запирался что бы никто не увидел эту борьбу замерзающего тела, пытающегося выиграть часы тепла на потом. Это было пыткой, но я привыкал и к этому и даже начал загадывать. Если продержусь против озноба и дрожи не три , а четыре часа, значит можно загадать желание. Вот только желания у меня всегда получались одни и те же. Что бы вдруг маленький постепенно опустошающийся контейнер с ампулами дозы наполнился до краев. Я продолжал ходить в лабораторию до тех пор, пока не понял, кажется на шестой день, а может на шестнадцатый, что не знаю зачем вообще прихожу. В голове не было ни единой формулы, а те что были записаны я просто не мог прочесть, так как не знал этого языка. Мне казалось я разваливаюсь на куски. Я отсоединил протез, потому что это инородное тело стало казаться мне тяжелым и забирающим себе часть моего тепла. Того тепла, что принадлежало только мне. Нам. Я вдруг подумал что раз холод везде, мое зеленое чудовище замерзает тоже. Я прижимал его к себе и кажется мы так быстрее согревались. Доз становилось все меньше и я разрешал себе теперь только один укол раз в двое суток. Что бы поспать. Отменив уколы днем, я уже не мог сам читать книги из-за дрожания букв в глазах. Но я перевел Харона в голосовой режим и слушал как он читает выбранное мной. Читал он паршиво, без интонаций, только с паузами на знаках пунктуации. Теперь с утра я натягивал на себя все шмотье которое у меня было и сидел в жаркой рубке. Слабенькое тепло от этих предпринятых мер и от аромата едва слышного но все же еще аромата моего чудовища, которое было всегда рядом. Однажды утром, натягивая пальто на два свитера я понял что мне мешает его содержимое. То, что так неудобно топорщилось в кармашках и ячейках подкладки, но я нашел выход. Я вытряхнул в утилизатор весь этот непонятный невесть откуда скопившийся там хлам и завернулся в пальто с наслаждением. Я люблю шерстяные вещи. И я люблю тебя... Я забыл имя, но помню контур твоего лица....когда я говорю, что люблю тебя, мне становится теплее...
Lagoon Silences: Месяц мой светлый, Дождь пройдет летом. Я не просил Любви без ответа. Ночь, незаметно Звездой пролетая, Холодом лунным Тебя приласкаю. Кто мы? О чем мы? Встречи не ищем. Хватит нам дней, Серых, обычных. Где ты? Зачем ты? Все перепутал. В дом позови, Пока неуютный. Я напевал баюкая его на коленях. Он немного изменился. Стал не таким ярким. Как-будто его покрыла тонкая серая пелена. И не только он. Мир вокруг стал с серым оттенком. Впрочем мир Харона никогда не был ярок, а теперь в эту эпоху вечного холода это тем более было неудивительно. Я пару раз поругался с Хароном, из-за того, что он экономит за счет теплоконтроля в каюте. Мерзкая машина нагло мне врала, что все датчики стоят на максимальном плюсовом режиме, не смотря на лишнюю нагрузку на систему. Но я то знал что это ложь! Мы замерзали постоянно! Я пытался отрегулировать все в ручную, но электронная дрянь закрыла мне доступ. Мы переругались вусмерть. Харон правда заткнулся первым, получив от меня запас неизвестных ему слов. Вероятно заткнулся переваривать их, скотина. Блядская скотина, решившая нас заморозить. Мы уже сереем от этого ледника, который он развел здесь. Я зверски хочу спать. Но сон бежит от постоянной холодной трясучки в которой живет мое тело. Я иногда только проваливаюсь в какой-то полуанабиоз, но не на долго. Это не приносит отдыха, только выматывает еще больше. Душ я задвинул, очень холодно раздеваться. Поверх пальто я теперь кутаюсь в одеяло. У меня осталось две дозы. Я разделил каждую на четыре части зарядив их пока действовала предыдущая доза и рука не тряслась. Восемь раз, по два часа тепла. Нам этого хватит еще на восемь дней, если через сутки. Я не могу что бы мое чудовище мерзло, а потому разделил все на нас двоих. После дозы мы спали обнявшись и нам вместе хватало тепла на чуть дольше. Харон не дает вмешиваться в управление и я могу только наблюдать за показаниями приборов. Впрочем курс оптимален и здесь спорить не о чем. Сегодня опять пошел в лабораторию. Нам нужна доза или мы умрем. Ничего не помню, но логично предположить что это было то, чем я занимался перед тем как перестал сюда приходить. Файлы с длинными цепочками непонятных каракулей. Их писал я? Вероятно да, больше здесь это сделать некому. Если мы хотим выжить, нужно все вспомнить. Если не ради себя, то ради моего зеленого пушистика, который серел замерзая. Ради него я постараюсь. Сцепив зубы и поддерживая рукой трясущуюся голову я изучал полученные от Харона материалы по последней работе. Вероятно я тогда что-то все же фиксировал. Когда мне удается уснуть на короткие два часа тепла, я вижу много бирюзовой воды и много солнца. Слышу такое смешное. -Покатай меня большая черепаха. О чем я? Надо работать или мы с ним умрем. Я что-то разбил. Порез глубокий, но кровотечения нет. Я смертельно устал и хочу спать. Завтра, я засяду в лаборатории завтра и найду выход из этого холода. Я больше не могу замерзать. Если тяжело мне, такому здоровому и сильному, то как же плохо ему. Подумав я переложил свой инъектор к его. Я перетерплю, а ему надо согреться. Я хочу видеть его ярким. Завтра я найду способ нас спасти. Мы выиграем у суки Харона наши жизни, как бы он не хотел нас заморозить. Рука дернулась в привычном жесте. Обвела знакомый полуовал. Откуда это? Зачем? Я погладил чудовище. -Потерпи немного. Я постараюсь сделать все как надо. Мы справимся. Хочешь я придумаю тебе имя? Какое тебе понравится пушистик? Что? Как в сказке? Сказке про хитрого лягушенка? Рюи? Хм. Хорошо. Я взял его на колени он свернулся свесил пушистые лапы до пола. Он устал и замерз. -Потерпи Рюи, потерпи любимый мой. Нужно лечь в восстановительную камеру, что бы хоть немного прийти в себя. Я эгоист. Так нельзя. Он более слаб. Я отнес чудовище в мед отсек. Иногда я останавливался и хмурился вспоминая нужные параметры. Час ушел на то что бы выставить восстанавливающий режим. Я закрыл его в этой прозрачной капсуле на сутки. Я потерплю, а он согреется и поспит. Завтра я все вспомню. А на завтра Харон, злобная тварь, вырубил освещение. Я час кричал что мне нужно работать и это дебильные шутки. Железная дрянь отвечала что все системы работают нормально, а я тыкался в темноте о стены. Ненавижу.
Lagoon Silences: Сколько прошло часов? А может дней? Или только минут? Время для меня сбилось в сплошной ком вечной мерзлоты и темноты. Я слепо бродил по кораблю. Все мои мольбы включить освещение Харон теперь игнорировал молча. Я несколько раз упал, запутавшись в сползающем с плеч одеяле, в которое кутался поверх одежды. Память вела себя странно. То вспыхивала и я чувствовал потребность в действии, точно зная что нужно делать, то проваливалась как в черную дыру и тогда я натужно соображал, где я вообще нахожусь. Единственное что горело в памяти ярким пламенем, это коротенькое имя Рюи. Хотя иногда я не мог вспомнить кто это. А потом вспоминал. Это мое чудовище, мое маленькое счастье. Мой зеленый огонек, запертый в камере восстановления. Даже в этом кромешном аду темноты, я разобрался с системой коридоров на ощупь. Еще бы! В свое время Харон был мне домом и я знал здесь каждый поворот. Не смотря на отключенное освещение, Харон оставил действующей всю автоматику люков. Я добрался до мед отсека. Здесь как раз и произошла та яркая вспышка памяти, заставившая на какое-то время просветлеть затуманенную холодом голову. Пальцы дрожа, но четко нажимали нужные кнопки. Я слышал чавкающий звук открывающегося колпака. Рукой нашарил пушистика. Он был теплым. Камера дала ему тепло и отдых. Значит Харон выключил только свет? Но тогда почему я не вижу огоньков на приборной панели камеры? Если она работала? Вероятно момент просветления был ярким. Я тихо спросил. -Харон, это не отключение освещения? Я ослеп? Харон молчал, вероятно устав спорить со мной. Машины тоже устают, особенно от бесполезных занятий, а потом он подтвердил то, к чему я пришел. Более того, он говорил много, сообщая мне все параметры моего состояния, закончив уже не намеком на неадекватность поведения, отстуствие логики в приказах и непонятное увлечение неодушевленным предметом, который я называю Рюи. Я был в ярости! Момент просветления поглотила ярость. Да как имееет эта машина, этот урод железный, так говорить про него!!! Я успокаивал любимого прижав к себе и шепча. -Не слушай его, не слушай. Это ревность. Он сошел с ума от ревности. Некоторым это свойственно, наверное даже машинам. Он опасен, так как ревность разрушает. Пушистик мой родной, не слушай его. Для меня есть только ты. Подхватив свое сокровище, я пошел в лабораторию. Я шел медленно и осторожно, что бы не упасть и не уронить его. Я помнил, что там на лабораторном столе две маленьких кучки инъекторов. Три моих и пять его. Рука тряслась, когда я ощупывал повороты впереди себя, что бы не врезаться в стену и не причинить боль Рюи. Он уютно утроился у меня на плече, теплым , мягким кусочком моей жизни. Плохо когда у тебя только одна рука. Пристегнуть протез мне не приходило в голову. Он казался холодным и тяжелым. Неимоверно тяжелым. В лаборатории я собрав себя в кулак, аккуратно сделал Рюи согревающую инъекцию. Потом взял второй инъектор для себя. Пушистик начал сползать с плеча и я попытался подхватить его, что бы он не упал. Инъектор выскользнул из дрожащих пальцев и я услышал звук разбитого стекла. Я просто рухнул в кресло у стола. Прижав к себе любимого я плакал. Я потерял два часа тепла. Целых два часа тепла делавшего меня почти счастливым. Избавляющего от этого мучительно болезненного ледяного холода. В моей кучке остались только два инъектора. Впору наказать себя за неуклюжесть, но тело кричало требуя тепла, загибалось от боли и холода. Я взял предпоследний инъектор, но что то остановило меня. У Рюи их оставалось четыре. В два раза больше, но ничтожно мало. Я положил аккуратно инъектор обратно на стол. Я вытерплю, я смогу! Я повторял это как мантру. Я смогу, я уже привык к этому холоду, а он слаб. Мое тело способно вынести многое. Его нет. Я аккуратно как величайшую драгоценность , подвинул два своих инъектора к его четырем. Обнял его покрепче. -Мне тепло и так. Сказал я трясущимися от холода губами. -Если замерзну совсем, то ты ведь отогреешь меня? Мне послышалось или Харон словно вздохнул? Я закрыл и так невидящие глаза, потому что было ощущение что темнота вокруг сжигает их. Я отдавался тому крошечному теплу, которое дарила мне любовь Рюи прижавшегося ко мне. Харон стал врагом. -Я люблю тебя мое зеленое чудовище. Пока тебе тепло и ты жив, я выдержу что угодно.
Lagoon Silences: Я не помнил уже какой день я в пути, да и не волновало меня это. Я забыл куда и зачем мы летим. Харон двигался по ранее заданному курсу , но кто проложил этот курс, он или я мне было уже без разницы. Иногда я бродил по кораблю подтягивая сползающее с плеч одеяло и как-то пытаясь удержать Рюи, которого носил с собой прижимая к груди. Мы не расставались ни на секунду. Я не видел куда иду, но знал все повороты коридоров наизусть. Просто Рюи нужны были эти прогулки и мы гуляли. Я старался, что бы ему не было скучно со мной и все время что-то рассказывал. Были ли эти рассказы повествованием пережитого лично или придуманными я тоже не давал себе отчета. Мне казалось ему важнее просто слышать звук моего голоса и знать что я жив. Я давал ему это знание и движением и голосом. Из чувств во мне остались только три. Чувство льда внутри, непроходящего холода заставляющего мышцы стонать от болевого шока. Чувства , что пока я жив, жив и он. И моя жизнь удерживает ниточку жизни Рюи и чувство непонимания, бесцельности, тупика всего происходящего. Я часто повторял. Потерпи любовь моя, скоро все будет хорошо. Но что изменится, как скоро и в связи с чем я не знал, не понимал и не видел выхода с этого проклятого корабля в котором мы оба умирали замерзая. Иногда я не мог ходить. Голова кружилась и я относил Рюи в каюту и ложился с ним на кровать. Лежал в ожидании когда круговерть заставлявшая меня шататься и падать пройдет. Иногда она проходила быстро, а иногда не отпускала часами, заставляя сворачиваться от рвотных спазм. Ел я мало, только что бы не сдохнуть но и это оказывалось в сортире не надлежащим образом, а вывернутое желудком обратно. Я очень устал. Сон настигал теперь как провал в черные ямы. Очнувшись я искал рукой Рюи, успокаивался найдя. Он всегда был рядом. Я жутко мерз. Во время одной из прогулок по кораблю я потерял одеяло и теперь кутался в пальто. Один раз я заставил себя принять душ, так как решил что запах грязного тела отвратит от меня моего любимого. Это было пыткой. Ионные потоки казались мне тысячью ледяных иголок пронзающих меня до самых внутренностей, даже когда я натянул обратно всю одежду на себя, я не мог двигаться от того как меня трясло. Я стоял в душе хватаясь за стену и сотрясался от жуткой дрожи бившей мое больное тело. Да, я был болен. Я понимал это, но я знал , что Рюи этого не должен знать. Для него я сила, жизнь и он в меня верит. Порой казалось что если врезаться со всей силы башкой в стену, то что то сдвинется в голове, черт, вот только куда и что? Я сходил с ума от замкнутого круга холода и страха за любимого. От того, что умру и не смогу защитить его, что оставлю одного. Вряд ли я тогда понимал, что и жив еще только потому что есть он. Я жил ради его жизни... После подвига с душем мы спали. Я устал на столько что отрубился не смотря на то что меня колотило от холода, впрочем я к этому уже привык, как привык трясущимися руками ставить укол спасительного препарата моему любимому. Спи любовь моя, все будет хорошо, ничего не бойся, я справлюсь, меня трудно угробить, Харону это не удасться. Я люблю тебя.
Lagoon Silences: Готовить не было сил, я забыл когда мы ели последний раз. Не было сил просто подняться со смятой постели, выдраться из кокона стащенных сюда тряпок со всего корабля, в которые мы с Рюи кутались, прижимаясь друг к другу. Огромной радостью было то, что я нашел одеяло, когда вил это гнездо, собирая все для него по кораблю. Это почти не согревало, но все-таки служило хоть иллюзией того, что закутавшись можно согреться. Препарат закончился и я физически страдал от того, что мое чудовище мерзнет. Нужно было доползти до мед отсека и уложить его в камеру. Там хотя бы можно стабилизировать жизненные показатели. Но я эгоист, я не мог расстаться с ним, прижимал и уговаривал потерпеть понимая что не прав, и мое истощенное больное тело не дает Рюи тепла. Я не знаю за счет чего я еще был жив. Я чувствовал, как одна за другой во мне гаснут живые клетки. Наверное, я жил только за счет понимания, что моя смерть, убьет и его. Мы умрем, а злобный Харон будет нести через галактики наши высохшие, закоченевшие трупы. Этого я не мог себе позволить, а потому еще жил. Жил согревая любимого остатками всех своих сил. -Ппотерпи Рюи. Немножко потерпи, и я отнесу тебя в мед отсек. Еще чуть-чуть и я встану. Я заставил себя подняться, хотя все тело протестовало против движения. Мышцы рвало от боли и я скрипел зубами чувствуя как по лицу текут слезы. -Сейчас, потерпи мой хороший, тебе будет полегче. Я сейчас. Эти бесконечные коридоры, которые Харон путал специально, по своей необъяснимой злобе. Я брел, бормоча стихи, так путь казался нам короче, хотя отнимал силы безумно. Я несколько раз падал и долго лежал собирая себя по осколкам, чтобы встать. -Больно? Прости. Не всегда встать удавалось с первой попытки. Но я вставал и шел дальше, прижимая любимого к груди. По инерции в облаке света Неживые шагают тела. Выдыхаю воздух нагретый - Но я слабый источник тепла... Замерзают в улыбке губы. Сука -смерть хорошо завелась. Видишь - движущиеся трупы Коченеть продолжают, кружась. В небе знаков для нас нет больше, Облака примерзли ко льду. Все маршруты ведут замерзших В вечный холод и пустоту... Сохрани мое фото на полке - Там я в старом пальто, с сигаретой во рту. Через миг разорвусь на осколки И наполню собой пустоту... -Я очень устал Рюи, но я держусь. Ты не бойся, я выдержу, потому что нужен тебе. Я прижимал его к себе негнущимися пальцами и вдыхал его все еще уловимый аромат. Еще меня грызло то, что я понял что ослеп. Но ведь он нет? Я лишь примерно представлял как выгляжу. Это важно для него? Вдруг он разлюбит? Но ведь он не уходит. Он все время рядом... или у него тоже нет сил встать и уйти. ______________________________________________ Харон наблюдал через свои камеры за капитаном корабля. Он был машиной, но помимо анализа научился сопереживать. Слишком долго они были вместе и слишком хорошо раньше понимали друг друга, что бы сейчас мозг Харона не осознавал степени разрушения мозга своего командира. Странную привязанность к мятой зеленой тряпке. Харон принял самостоятельное решение о фиксировании состояния Лагуны Сайленса и все четко, минута за минутой, день за днем заносилось в память. И слепое блуждание по коридорам, и невнятное бормотание и то, что упав, Лагуна часами не мог подняться но беспокоился только о том, не ушиблась ли зеленая тряпка, которую он таскал с собой. Была у Харона мысль уничтожить эту роковую тряпку, в то время пока она занимала место в восстановительной камере, в которой Лагуна нуждался на много больше. Но Харон остановил процесс уничтожения в последнюю минуту, поняв, что уничтожение этой вещи ускорит гибель капитана. Как бы это не казалось нелогично и иррационально, Лагуна Сайленс был еще жив и сохранял крупицы разума, только ради этого предмета. Капитан выглядел жутко. Исхудавший, постоянно трясущийся от озноба. Волосы начали изменять пигментацию, как-будто внутренний холод его организма, покрывал их белоснежным инеем. Харон поддерживал в помещениях максимальную температуру, расходуя энергетические запасы, хотя давал себе отчет, что это бесполезная трата энергии. Харона не устраивала и конечная точка в установленном курсе. Туманность Сайленс. Корабль осознавал, что помощь может прийти только извне, а потому принял самостоятельное решение, по достижению последней точки курса посылать сигнал SOS.
Lagoon Silences: Вот и все мы на месте. Я нащупал пульт восстановительной камеры. -Рюи, мы дошли, сейчас ты отдохнешь любимый, а когда выйдешь из камеры я буду ждать тебя здесь. Я понимал, что уйти не смогу. Силы закончились. Но ради него я говорил бодрым голосом, бережно укладывая его на мягкое покрытие камеры и задвигая крышку. Сагалунга, даже это движение давалось с трудом, через боль рвущихся от усилия мышц. Пневматически чавкнув, крышка камеры захлопнулась. Я качнулся к панели и заученными намертво движениями выставил восстановительный режим. -Все, прости любимый, но я больше не могу. Я так устал родной мой. Прости что обманул. Я буду здесь когда ты очнешься, но я не дождусь. Я почуствовал что мой слепой мир кружится и я как-будто лечу в бездну. Я падал, Падал бесконечно долго еще пытаясь уцепиться хоть за что-то. Острая боль по лицу и лишь обрывочная мысль о том, что это я ударился об угол панели. Главное не сбить настройки. Что-то текло по лицу. Липкое, соленое и горячее. Боги, моя кровь была горячей. Почему же я замерзал? Я ловил свою кровь потрескавшимися губами. Тепло, живое тепло. Мир уходил все дальше. Я чувствовал как тепло возвращается в тело бирюзовой водой океана Раяно. Любимые глаза, бесстрашные, когда я снял с него маску. Поцелуй и мы падаем, падаем в глубину. -Прости.... я не должен был уходить.....................ты не должен был дать мне уйти Рюи. ______________________________________________________________________ Харон принял решение. Он не изменил курс, но сигнал SOS, он начал подавать раньше достижения цели заданного курса. Его капитан умирал, одна за другой умирали живые клетки его тела. Мозг угасал оставляя чистые пробелы. Не оставалось ничего, кроме измученной, почти уже неживой оболочки и не было больше времени ждать. Зеленый свитер в восстановительной камере и почти мертвец на полу рядом. Вот что нес Харон в себе через звездные ветры в далекую туманность.
N: Проходящий мимо пиратский корабль, поймал сигнал SOS, но не рискнул прийти на помощь военному судну. Мало ли какие там заморочки. Может расконсервировался опасный вирус. Пусть подыхают. Своя рубашка ближе к телу. И корабль прошел мимо. Есть межгалактические законы. Приходить на помощь по такому сигналу. Но кто видит что они встречались, этот корабль и пиратская посудина. Люди трусливы по своей сущности. Большинство из них. Так легко пройти мимо чужой беды. Она ведь случилась не с ними. Зачем наживать себе лишние проблемы. Капитан пиратского судна отдал приказ стереть запись о принятии сигнала бедствия. -Нас здесь не было, нас это не касается. Удобная позиция и те кто были на вахте с ним согласились.
N: Сет(2) стр12
Макс Трэдинэ: Макс и Июз вошли на Харон. Макс шел уверенно, он знал этот корабль как свои пять пальцев. -Харон, доложи о работах системы , о топливном запасе и запасах продовольствия. Скомандовал Сетх.
NNN: Этот корабль тоже оказался говорящим, но в отличие от Сета совсем не понравился Тиа. Здесь было как-то заброшено и неуютно. Совершенно бездушный голос бубнил что-то в ответ на приказ капитана. Но вроде как из этого бубнежа следовало что с кораблем все в порядке.
Макс Трэдинэ: Макс прошел к мед отсеку, открыл дверь и пропустил Тиа вперед. Крышка камеры была с тонированием, но сейчас пленка тона была включена слабо и было видно исхудавшее лицо и фигуру прикрытую специальной тканью. Макс подошел и коснулся поверхности. -Лаг, это я. Черт, я не знаю что сказать. Ты очень нужен мне. Как никогда нужен.
NNN: Тиа было немного неловко..особенно когда капитан стал говорить. Слишком уж это было личным... Он не отрываясь смотрел на лицо Лагуны...пытался сравнить это лицо с Дарк Сильверами в совете, но оно было...другим. И все же принадлежность к элите была несомненной.
Макс Трэдинэ: Харон продолжал отчет. Макс слышал его, хоть мысли были о другом, но сетх умел слышать и слушать. Пальцы скользили по крышке камеры. -Лаг, ты единственный кому я верю. Мне нужна твоя помощь. Я знаю ты всегда мог мне помочь. Мне очень плохо сейчас, если я и держусь, то только потому что помощь нужна тебе....
NNN: Конечно, тот, кто лежал в камере не мог ответить. Но тиа понимал, почему капитан разговаривает со своим другом. Разговаривать надо..обязательно. И Тиа старался просто стать по возможности незаметным и не мешать.
Макс Трэдинэ: Макс посмотрел на мальчика. -Иди сюда. -Лаг ты хотел найти свою планету. Это Тиа с планеты Июзор. Там правят Дарк Сильверы. Ты очень похож на Дарк Сильвера. Сомнений нет, ты один из них, так что твоя мечта стала явью. Тиа поможет нам и там, там где ты родился, тебя вернут нам. Если хочешь, Тиа не откажется рассказать тебе о ... твоей планете.
NNN: Тиа сначала не знал, с чего начать и как обратиться, поэтому сначала говорил сковано, как по учебнику. А впрочем учебники у него были явно хорошие. Плюс ко всему он был добрым мальчиком и очень любил свою планету. Может быть и Лагуна полюбит ее, ведь это его родина. Полюбит и останется...о том, чтоб он остался с Тиа и не мечталось.. Тиа рассказывал королевские хроники, в которых действовали исключительно мудрые королевы и дарк сильверы, на которых держалось благоденствие Июзора.
Макс Трэдинэ: Макс отошел в сторону, присел на край операционного стола и слушал, а еще смотрел на Тиа и На Лагуну вытянувшегося под стеклянным колпаком. Мысли были всякие. Зачем Лаг встретил именно Рюи, для чего? Что бы все закончилось вот так? Макс закрыл глаза. Голосок Тиа продолжал рассказ, но мысли сетха унесли его в прошлое. -Макс, Сагалунга, убери задницу, или хочешь схлопотать в нее плазменный заряд. -Нет ему хочется горячего и большого. Ржание. Макс сполз вниз, в выкопанное ими укрытие. -И сколько нам здесь торчать Лаг? Когда придет вторая группа? На хер ты разделил отряд? -Послезавтра. -Что? Сдурел? нас перебьют здесь.. Пятеро, из тогда было пятеро, почерневших от копоти, уставших и голодных. Лаг спокойно сидел внизу и курил. Передышка между атаками Киаятянской нечисти. Так прозвали насекомых, завезенных по неосмотрительности из другой галактики. Невинные таракашки, под воздействием чужого солнца и климата вымахали в сотни, тысячи раз. И те букашки, что на своей родине были совершенно безвредны, здесь, начали жрать население планеты. Ангелы расхлебывай. Лучше бы заставили правительство, допустившее такой груз на эту планету отлавливать тварей. Лагуна разбил отряд на две части направив на поиски гнезда насекомых. Их отряд нашел цель первыми, но оказалось, что тварюшки не только имеют непробиваемый хитиновый покров, стальные челюсти, но и плюются плазмой. Убить такого можно, но это если стоять и палить из плазмомета минут пять, а как если их сотни, а ангелов десяток. Лаг покумекал что-то отвернув подкладку пальто и велел добавить в плазмометы какой-то черный порошок. Тварей рвало на части. Сейчас они отступили, давая ангелам передышку. -Я полезу наверх, посмотрю как там. Максу не сиделось на месте. -Береги задницу родной, она мне дорога, кинул Лагуна смеясь.
NNN: Тиа даже выдохся немного. Так долго он говорил только на семинарах. Он вопросительно обернулся на Макса, который судя по задумчивому виду что-то вспоминал. - А он...не очнется?
Макс Трэдинэ: Макс распахнул желтые глаза. -Не знаю Тиа, не должен, ему слишком плохо. Макс похлопал по столу ладонью, предлагаю Тиа присесть рядом. -Лагуна был моим командиром. Странно получилось, я в ангелах был на год больше чем он. Я Лага и подобрал, нам тогда по 17 лет было, а через год Лагуну выбрали вместо убитого командира. Нас салагами называли. Самый молодой отряд. Макс улыбнулся. -Где мы только не были.
NNN: - Подобрали? А как вы встретились? И где? - Тиа подозревал, что у капитана в запасе много интересных историй. Он как-то перестал дергаться от того, что находится с Максом и запросто уселся рядом.
Макс Трэдинэ: Макс на несколько минут замолчал. Когда он заговорил, то сначала слова шли скованно... -Это было на Рауне, очень нехорошая планета была. Нас прислали уничтожить ядовитое население, и на улице мы нашли отравленного Лага, он уже почти отключался. Мммммммммммммммы выходили его и он остался в отряде. Вот так.
NNN: Капитан как будто что-то недоговаривал. - Ядовитое население? Это монстры были? А Лагуна с ними тоже сражался?? Тиа только немного смутило упоминание улиц...вот если бы логово, или пещеры...или лабиринт. Июзор декларировал себя как исключительно мирную планету, но комиксы о борьбе со злом во всяких членистоногих обличиях были популярны и там. Правда, Тиа немного стеснялся этого своего пристрастия.
Макс Трэдинэ: Макс усмехнулся. -Нет, тогда Лаг не успел посражаться, так как отравили его раньше , чем он понял всю опасность. Мы то были предупреждены, а он нет, а с виду раунцы люди как люди и что ядовиты не поймешь. Лаг не знал тогда об их таком свойстве. Он тогда удрал с пиратского судна на котором работал не ужившись с его капитаном и оказался на совсем незнакомой для него планете. Лаг не любит насилие особенно когда сильный на слабого, и в этом вопросе он с капитаном и не сошелся. Лаг плюнул и сошел на Рауне.
NNN: - Как люди??? Гуманоиды? - Тиа был шокирован. Уничтожение пауков или....каких нибудь спрутов он еще мог как-то оправдать. - Тогда почему...их уничтожили а не изолировали?
Макс Трэдинэ: Макс пожал плечами. -Вопрос не ко мне. Я солдат , исполнитель и тогда в 17 лет тем более не вникал в приказы командиров. Просто старался выполнить хорошо. Мы работали на Асуров, на Планеты коалиции Ассы. Нас называли чистильщики, ангелы смерти или просто, ангелы. Мы исполняли высшую волю совета Ассы, так что название подходило.
NNN: Тиа расширившимися от ужаса глазами смотрел на капитана. - Но...Дарк-Сильверы...не могут причинять вред людям. Это у них врожденное...Это без этого немыслимо...
Макс Трэдинэ: -Наверное Лаг не во всем в точности как ваши Дарк Сильверы. Но он справедливый, и честный, ему верят на слово те, кто не верят никому. Макс вздохнул. Корабль закончил отчет. -Спасибо Харон, я все понял. -Пошли назад Тиа? Мне не помешает сделать кое какие расчеты, у Харона мало топлива.
NNN: - А можно...я здесь останусь ненадолго? Я ничего трогать не буду...Вы же пока не расстыковываете корабли?
Макс Трэдинэ: Макс немного помедлил, но потом кивнул. -Оставайся, но не смей жать ни на какие кнопки, а то голову откушу. Харон присмотри за ним. Отдав приказ Сетх ушел.
NNN: - Я же не дурак на кнопки жать...- немного обиженный таким недоверием протянул Тиа, но сделал он уже после того как капитан ушел, а в его присутствии только послушно кивнул. Господин Трэдинэ мог и голову откусить при желании. В этом Тиа не сомневался. И вообще...наверно он оказал дурное влияние на Лагуну. Тиа вглядывался в лицо под крышкой...шрам будет, но его на Июзоре уберут без следа. - Вы обязательно захотите остаться на Июзоре...господин Сайленс.
N: Корабль был уничтожен (отдан как жертва) во время побега с Июзора.
полная версия страницы