Форум » Фанфикшн » Такая любовь... » Ответить

Такая любовь...

Донна Роза: Этот фик - сиквел к "Прикосновению" Pale Fire. Само "Прикосновение" смотреть здесь: http://ainokusabi.ruslash.net/fanfiction/touch.html Пэйринг: Катце/ОМП. Рейтинг: R. Примечание: автор не знал, куда деваться от своей сентиментальности. Полагаю, это только первая часть. Значит, будет и окончание. Предупреждение: ООС, альтернативный вариант, поскольку автор оригинала видит развитие событий по-другому.

Ответов - 74, стр: 1 2 3 4 All

Донна Роза: * Катце сидел за небольшим столиком перед раскрытым ноутбуком и что-то сосредоточенно набирал на клавиатуре. Он был настолько поглощён своим занятием, что не услышал лёгкого щелчка открывшейся двери. Немного обросший, в синей больничной пижаме и халате того же цвета, почему-то босиком… Кано видел часть смугловато-бледной щеки, ухо, начало шрама. Кано медленно закрыл за собой дверь и замер, прижавшись плечом к косяку. Катце был совершенно неподвижен, жили только его пальцы, и в этой неподвижности было что-то завораживающее – во всяком случае, буря, бушевавшая в груди блонди, волшебным образом улеглась. Он просто стоял и смотрел на своего монгрела. На лице сама собой появилась и становилась всё шире счастливая улыбка. Время замерло… Но вот Катце удовлетворённо вздохнул и выпрямился на стуле. Захлопнул ноутбук, повернулся – и увидел стоящего в дверях Кано в наброшенном на плечи докторском халате. Блонди увидел, как потеплели карие глаза – сначала улыбались только они, потом улыбка коснулась губ. – Лерой, - внутри что-то завибрировало от звука этого низкого голоса. – Я не знал, что ты уже вернулся. А я в бессрочном отпуске, и амойская казна стала богаче на пару миллионов кредитов, отобранных у меня … Он ещё поднимался из-за столика, а Кано уже был рядом. Рыжий сумел издать только неясный звук, когда блонди сжал его в объятиях так, что хрустнули кости. Впрочем, Кано тут же ослабил хватку, на мгновение отодвинулся и посмотрел на Катце виноватым взглядом. Прости… Я постоянно забываю, какой ты хрупкий по сравнению со мной... А потом снова обнял своего монгрела – крепко и очень бережно. И начал целовать, не заботясь о том, что дверь не заперта. Катце обхватил его за талию, он радостно отвечал на эти поцелуи, и после первых слов не было больше никаких – за обоих говорили их тела, неспособные оторваться друг от друга. Я тосковал, монгрел… блонди, ты не представляешь, как я тосковал… я сходил с ума… думаешь, мне было легче?.. я мечтал только об одном – вырваться к тебе… ты меня примешь?.. что за глупые вопросы… ты здесь, и я никуда тебя больше не отпущу… и Амои забудется, как кошмар, ведь правда, мой рыжик? Это было ощущение чистого, незамутнённого счастья – Кано и думать забыл о том, что именно заставило его сорваться с места и прийти, почти прибежать, в эту небольшую одноместную палату. Они, наконец, разжали объятия, посмотрели друг на друга и одновременно засмеялись – оба взлохмаченные, раскрасневшиеся, с распухшими от поцелуев губами. – Я тебя больше никуда не отпущу, - проговорил блонди, ероша тёмно-рыжие волосы своего монгрела. – А куда я денусь? – Катце пожал плечами. – Послезавтра должна закончиться вся эта тягомотина с обследованием, а потом – ждать… Знаешь, я сегодня глотал какую-то гадость под названием «контрастное вещество». Я, наверное, после всех этих сканирований и тестирований светиться начну. Он и без того светился. Он снова казался таким юным, исполненным надежды и энтузиазма, что все упрёки и обвинения Лероя Кано умерли, не родившись. Вместо этого блонди опять прижал Катце к себе. – Я хочу, чтобы ты жил у меня – ведь ждать всё равно больше полутора месяцев. Я… я не стесню твою свободу… Просто я очень тосковал по тебе… – Это невозможно не почувствовать, - Катце засмеялся. Сейчас, босиком, он был ниже обутого блонди. Потом, всё потом, малыш. Я сумею доказать тебе, что эта идиотская операция совершенно не нужна. Ты же любишь, когда я тебя ласкаю. Ты же… ты же кончаешь от моих прикосновений. Пусть это было всего две ночи – и двух ночей бывает достаточно, чтобы понять. О Юпитер, как же мне дожить до послезавтра… – Послезавтра утром я тебя заберу, - сказал Кано, вынуждая себя разжать руки. – Твою комнату подготовят уже сегодня. Он улыбнулся какой-то странной беглой улыбкой, резко развернулся и вышел из палаты. Катце, ты параноик. Он отнёсся к этому совершенно спокойно. Хвала Юпитер…

Донна Роза: * За прозрачной стеной были длинные ряды стеллажей, заставленные большими и малыми ёмкостями, а пространство между стеллажами занимали высокие столы, над которыми передвигались манипуляторы причудливых механизмов. Манипуляторы колдовали над плоскими чашками Петри и шеренгами пробирок. В проходах там и сям виднелись человеческие фигуры – немного. Одетые в белые костюмы, похожие на скафандры, с глухими прозрачными масками на лицах и колпаками, прячущими волосы, сотрудники отдела клонирования напоминали инопланетян из старинных фантастических фильмов – или неторопливо плывущих рыб. Сходство ещё более усиливалось из-за яркого призрачно-голубого света, заливавшего этот огромный аквариум. – В одной из таких чашек растёт Катце-маленький, - Симмонс весело хрюкнул, глядя на рыжего, прижавшегося носом к прозрачной перегородке. – Сейчас его деятельность определяется двумя умными словами – митоз и дифференциация. То есть культура твоих стволовых клеток занимается делением и разделением. Процесс, прямо скажем, небыстрый, но мы используем проверенные ускорители осмотического роста. Заложенные параметры позволят создать орган, кровеносные сосуды и нервные синапсы которого будут максимально совпадать с теми, что имеешь ты, – иначе тебя не подвергли бы такой куче тестов. Катце заворожённо наблюдал за происходящим по ту сторону. Медики переходили от стола к столу, смотрели в окуляры микроскопов, проверяли данные на многочисленных мониторах, корректировали программы, наблюдали за действиями своих механических помощников. – Сим, я хочу увидеть это! Катце оторвался от созерцания биотехнологических таинств и теперь смотрел на Симмонса, азартно блестя глазами. Доктор не узнавал своего старого приятеля. Прежний Катце, мрачный, не слишком разговорчивый, временами резкий, ничуть не напоминал этого раскрасневшегося мальчишку. Вряд ли кто-нибудь сейчас дал бы зкс-главе амойского Чёрного рынка больше двадцати. – Ну же, Сим! Катце откровенно подначивал почтенного медика. – Да я не могу! – Симмонс развёл руками. – Чтобы попасть туда, я должен предварительно договариваться. У них там стерильность похлеще, чем в операционной. – Ну так договорись – и за меня в том числе! Сим, ты не понимаешь… для тебя всё это так естественно! Ты всегда был полноценным мужиком. А когда я смотрю сквозь этот пластик и думаю, что там растёт та часть меня, которой я лишился двенадцать лет назад… Сим, не будь сволочью! Симмонс задумчиво сцепил пальцы на объёмистом брюшке. – Ну… я не знаю… Катце понял, что приятель сдаётся, и решил додавить. – Если ты мне друг, как ты говорил… – О милостивый Боже! Ладно, ладно, договорюсь! Последовала долгая пауза, и рыжий не выдержал: – Ну и чего мы ждём? Валяй договаривайся, как обещал. – Не то чтобы я верил в реинкарнацию, - пробормотал Симмонс, нажимая кнопку на комме, - но у меня стойкое ощущение, что я тебе в прошлой жизни что-то задолжал. Не понимаю, как я вообще позволяю вить из себя верёвки!.. Алло, ребята… Это ваш любимый трансплантолог. Хочу пройти внутрь… да-да, только костюмов два – со мной будет посетитель… … – Убедился? Симмонс со скучающим видом смотрел в потолок. – Разглядеть хоть что-то пока можно только в микроскоп. И это сейчас совершенно не напоминает то, что ты так рассчитывал увидеть. Они стояли возле одного из столов, рассматривая небольшую емкость с прозрачным содержимым. Неподалёку, заложив руки за спину, переминался биотехнолог, которого незапланированная экскурсия заставила оторваться от работы. – А… там действительно что-то есть? Симмонс в очередной раз закатил глаза, взял Катце за руку, подтащил к ёмкости, извлёк из нагрудного кармана специальный карандаш-фонарик и с его помощью высветил на горлышке сосуда фамилию «Райтхэн» вкупе с целым рядом латинских слов и арабских цифр. – Всё там есть! – рявкнул он из-под маски. – И через полтора месяца ты сам в этом убедишься. Хватит отнимать время у человека. Пошли. – Ну, Симми, если ты меня надул… Вид у Катце был обескураженный. Доктор внезапно поймал себя на мысли, что и вправду не понимает рыжего, как сытый не понимает голодного. Действительно, разве может полноценный мужчина, достаточно счастливый в семейной жизни супруг и отец двоих детей, понять кастрата? – Не волнуйся, Катце, наша богадельня не обманывает клиентов, сам знаешь. Пошли. Он хлопнул приятеля по плечу, развернулся и зашагал обратно. Рыжий, утративший весь свой задор, последовал за ним. * … – Ты уверен? – Отстань, - досадливо проговорил Катце. – В конце концов, мы с Лероем земляки. Компатриоты, блин. – Так-то оно так, но не в его характере делать людям одолжения, а безвозмездная помощь и он вообще несовместимы, – Симмонс начинал кипятиться. Они с Катце стояли в холле, у самых дверей. Рыжий по своей привычке перекатывался с пятки на носок. Он старался скрыть снедавшее его нетерпение, но это ему плохо удавалось. Небольшая дорожная сумка, брошенная у стены, составляла весь его багаж. В просторном холле было пустынно. Наплыв пациентов ожидался недели через две, а те, что уже попали в клинику, в это время проходили предписанные процедуры. Симмонс смотрел на Катце и в очередной раз поражался его беспечности. Он с самого утра пытался уговорить рыжего пожить у него оставшееся до операции время. Известие о том, что шеф уже согласился приютить Катце, очень ему не понравилось. Зная тяжёлый характер Лероя Кано, Симмонс в глубине души не сомневался, что дело кончится скандалом, и приятелю снова придётся искать крышу над головой. … – Только тогда у меня уже не будет возможности тебя пригласить! – сердито сказал он. – Да успокойся ты, Сим! Блин, вроде здоровый мужик, а кудахчешь, как наседка…. … По правде говоря, Симмонс не верил даже в то, что Лерой вообще вспомнит о существовании Катце. – Вон его машина. Низкий голос Катце вывел почтенного эскулапа из задумчивости. Посмотрев в панорамное окно, Симмонс увидел знакомую атлетическую фигуру. Кано быстро шёл по дорожке к главному входу. Стильный чёрный плащ, безукоризненно причёсанная грива светлых волос. Руки в карманах, поблёскивают на солнце носки модельных ботинок, полускрытых брючными манжетами. Элегантен, как работник подиума, высокомерен, как повелитель преисподней. Кто поверит, что сегодня у него было ночное дежурство? Глядя на это ходячее совершенство, Джей Симмонс каждый раз испытывал какое-то странное, болезненное чувство – не то чтобы зависти, а… неправильности. Лерой не вписывался ни в какие рамки. Он был… «слишком». Слишком красив, слишком умён, талантлив, богат. Такое могло существовать только в воспалённом воображении сценаристов и режиссёров «мыльных сериалов», за страсть к которым Симмонс периодически подкалывал свою жену. Кстати, как ни странно, познакомившись с живым воплощением женской мечты, дома она почти со страхом сказала, что в Кано есть что-то… нечеловеческое, что ли. «В него даже влюбиться нельзя», - были её слова. Симмонс тут же вспомнил сонм поклонниц своего шефа (начиная с секретарши), и только хмыкнул… Кано стремительно взлетел по ступенькам, двери, мелодично дзинькнув, разошлись в стороны. – Здравствуйте, Джей, - поприветствовал он заместителя. – Караулите пациента? – Доброе утро, Лерой. Господин Райтхэн – человек взрослый, ему опека не нужна. – Вероятно, вы правы. Катце, - лёгкий кивок в ту сторону, чуть сузившиеся глаза, заметно напряжённая улыбка, - пойдём. Джей, - это уже снова Симмонсу, - замечания и коррективы я отправил на ваш компьютер. Впрочем, их немного. Мне даже удалось часок поспать. Всего хорошего. Катце, ты идёшь? Он резко развернулся и тем же стремительным шагом пошёл к дверям. Рыжий подобрал с пола сумку и последовал за ним, успев бросить на прощание: – Увидимся. – Куда мы денемся,- пробормотал Симмонс, глядя в спины уходящим.

Донна Роза: * – Ты все вещи взял? – Сколько там тех вещей… Вон, всё в сумке. – Хорошо. Заезжать тебе куда-нибудь нужно? – Да вроде нет… – Прекрасно. Значит, летим прямо домой. Для тебя-то, конечно, домой, а вот для меня – ещё вопрос. Катце искоса поглядел на Кано. Блонди снова вёл себя непонятно. После его неожиданного визита в палату и весьма бурной встречи рыжий ожидал всего – вплоть до того, что на него набросятся прямо в машине. Он даже попытался разработать линию поведения в форс-мажорной ситуации. Как оказалось, всё это было лишним, потому что блонди вручную набрал высоту, затем передал управление машиной автопилоту, а потом откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза и положив руки на подлокотники. Даже в приглушённом свете, падавшем в салон сквозь тонированный пластик окон, было видно, как он бледен. Под глазами тени – и уж точно не от длинных ресниц. Лицо блонди выглядело очень по-человечески осунувшимся, и Катце неожиданно поймал себя на том, что испытывает к нему нечто, напоминающее нежность. Блонди и нежность совместимы примерно так же, как андроид и плетение бисером. – Чем вызван такой пристальный интерес к моей особе? – неожиданно спросил Кано, не открывая глаз. – Я настолько ужасно выгляжу или ты по мне скучал? Катце уже собирался высказать всё, что думает по поводу неожиданных реплик посреди полной тишины и локаторов, видимо, спрятанных у блонди в том же месте, где и хвалёный IQ, но замер. Потому что Кано безошибочно нашёл на ощупь его руку, поднёс к своему лицу и прижал – сначала к губам, потом ко лбу. Руки Катце были его рабочим инструментом, и свои длинные пальцы он ценил не за красоту, а за ловкость и безошибочность движений. И хотя ему доставляло некоторое эстетическое удовольствие сравнивать собственную узкую кисть с широкой короткопалой пятернёй любого из большинства монгрелов, маленькие лапки пэтов по степени ухоженности и изящества уверенно лидировали. И сейчас рыжий искренне не понимал, какой кайф блонди может ловить от того, что рука монгрела касается его лица. Может быть, у Кано жар? Катце потянулся проверить, но блонди пресёк эту попытку. Впрочем, ладони рыжего он не выпустил. С пульта донёсся сигнал, и аэромобиль пошёл на посадку. А теперь он снова шагал по знакомой дорожке, посыпанной гравием, и смотрел на высоченные деревья, окружавшие большой дом, – на них уже появилась листва. Как красиво! Прошлый раз… Прошлый раз была зима, и он находился не в том состоянии духа, чтобы ценить красоты природы. Но теперь Катце чувствовал, что жизнь обновляется, как листва на деревьях. Даже его жизнь – жизнь монгрела, кастрата, беглеца. – Ты будешь заходить? Кано стоял в дверях дома и смотрел на него. – Да, я сейчас, - сглотнув, ответил Катце. Он зажмурился, чтобы не дать пролиться внезапно подступившим слезам, справился с собой и быстро поднялся на широкое крыльцо. Кано закрыл дверь за его спиной.


Донна Роза: * Гостевая комната изменилась. Простенок между двумя большими окнами теперь занимал компьютер одной из новейшей моделей. Компьютер, оставшийся на Амои, был мощной быстродействующей бандурой, этот – изящной игрушкой, прячущей свои возможности за плавными эргономичными линиями дизайна. Катце знал, что блок автономного питания способен поддерживать машину в рабочем состоянии полтора стандартных года, что голографическая панель не бледнеет под прямыми солнечными лучами, а клавиатура и манипулятор подстраиваются под анатомические особенности пользователя. О технических характеристиках рыжий был осведомлён достаточно полно. Он подошёл к компьютерному столику, присел на корточки, рассматривая миниатюрный системный блок. – Нравится? Катце резко обернулся. Кано стоял в дверном проёме, точь-в-точь как в их прошлую встречу, только без медицинского халата на плечах. Рыжий глядел на него снизу вверх, и в таком ракурсе блонди напоминал ему статую Аполлона Бельведерского (спасибо Симмонсу, который таскал Катце книги по истории Терры). – Я полагаю, это лучше, чем твой ноутбук. – Ноутбук мне одолжил Сим. – Тем более… Что предпочтёшь, поздний завтрак или ранний обед? – А есть разница? Блонди пожал плечами. Катце выпрямился, не сводя с Кано прищуренных глаз. – Послушай, блонди, с тех пор, как мы переступили порог этого дома, ты ведёшь себя так, будто подобрал на помойке кота, с которым не знаешь, что делать. Ты молчишь, словно воды в рот набрал, ты смотришь куда угодно, только не на меня. Если я не вписываюсь в аристократическую обстановку твоего долбаного дома, зачем ты меня сюда привёз? В конце концов, не поздно всё исправить. Вызови такси. Или я сам вызову… Он начинал заводиться всё сильнее. Опять излюбленные всеми блонди игры в молчанку. Опять ледяное безразличие, которое, как маска, спрячет под собой и хлыст, полосующий лицо, и жаркий шёпот в темноте спальни. И в том, и в другом случае – и ещё во множестве случаев – ты не человек. Ты вещь, объект приложения сил, то, чем манипулируют. Игрушка. И как же достало такое положение дел… – Почему ты злишься? – спокойно спросил Кано. – Я же говорил, что не буду стеснять твою свободу. Этот дом – он и твой тоже, можешь без раздумий пользоваться всем, что увидишь. Катце какое-то время смотрел на него, потом насмешливо сказал: – Ты пережимаешь с эмоциями. Поменьше чувства, и из тебя получится образцовый андроид. – По-твоему, я похож на андроида? Возьму на заметку. В любом случае, спускайся к столу. Блонди вышел из комнаты. Катце проводил его взглядом. – Господин Райтхэн попросил принести ему завтрак в комнату, - сказал Оливер в ответ на вопросительный взгляд хозяина. Значит, это всё-таки завтрак, невесело подумал Кано. Он медленно и тщательно прожёвывал пищу, совершенно не ощущая вкуса. В голове не было ни единой мысли, и в этой пустоте гуляло эхо слов, сказанных Катце. Образцовый андроид… андроид… андроид… Кано сам не знал, когда маска, надетая для посторонних, приросла к лицу так, что он не смог её снять наедине с рыжим. А может быть, и не хотел снимать… чтобы показать упрямому монгрелу – смотри, я спокоен, меня не бросает в жар от твоего присутствия рядом, ты не хочешь быть вещью, и прекрасно, ты волен делать всё, что хочешь, мне это безразлично. Самообман… А Катце снова один, там, наверху, один, без меня, глупый рыжий монгрел, и он вполне может сорваться с места, вызвать такси, исчезнуть! Кано с удивлением посмотрел на вилку, которую успел согнуть, превратив в какую-то абстрактную фигуру. – Спасибо, - отстранённо сказал он, поднимаясь из-за стола и передавая вилку фурнитуру. – Это можешь выкинуть.

Донна Роза: Катце сначала хотел принять ванну – благо, в сверкающей белой ёмкости можно было разместиться и вдесятером, а на полочках стояла внушительная батарея пен, шампуней, гелей и прочего. Но он боялся, что слишком расслабится в этой роскоши. Душевая кабина тоже была просторной, однако не настраивала на мысли о долгом пребывании, поэтому рыжий выбрал её. Порывшись в запасах, он набрал охапку флаконов и оттранспортировал свою добычу в душевую – его вдруг одолела страсть к приятным запахам и экспериментаторству. Битых четверть часа Катце потратил на изучение свойств душа, меняя напор и температуру воды, потом переключил на обычный режим. Он, как мальчишка, вылил на себя половину содержимого какого-то флакона и теперь самозабвенно превращался в пенную статую. В процессе вспомнил, что забыл побриться, вылез из душа, прошлёпал в комнату, оставляя на гладком полу мокрые следы, нашёл в сумке депилятор, вернулся. Ему ни о чём не хотелось думать, поэтому он перепробовал все мочалки и массажные варежки, которые смог найти. И сумел-таки сделать мытьё настолько сложным и захватывающим, что не услышал, как кто-то вошёл в ванную. Лерой прижался к нему сзади, большой, сильный, возбуждённый, длинные волосы мгновенно намокли, он попытался поцеловать Катце в ухо и тут же со смехом начал отплёвываться – пена попала в рот. Катце скользким ужом извернулся в руках блонди, вид у него был оторопевший и возмущённый, он хотел что-то сказать – без особого успеха, поскольку Кано накрыл его губы своими. Катце задыхался от горячего пара, от этих жадных губ, от железной хватки, которой держал его Лерой. Потом блонди немного ослабил объятие, и рыжий смог перевести дух. – Сколько ты сюда всего натащил… Кано говорил совершенно спокойно, правда, голос был слегка приглушён. А Катце всё никак не мог прийти в себя. Блонди взъерошил ему волосы, взбив пену. – Знаешь, я ведь и сам толком не представляю, что тут есть. Давай блонди снова поэкспериментирует на монгреле. – Экспериментируй на себе, - огрызнулся Катце, безуспешно пытаясь сбросить руки блонди. – Ну зачем же, - с обманчивой мягкостью сказал тот. Катце и опомниться не успел, как оказался прижат лицом к вогнутой стенке душевой кабины, а сильные руки сжали его плечи. Расслабляющий массаж – уж в этом Катце разбирался. Фурнитуров учили технике массажа. Сам он подобное удовольствие пережил лишь однажды – в госпитале на Амои. Но то, что сейчас вытворял блонди, скорее напоминало стихийное бедствие. Наплевав на всякую последовательность этапов, Кано начал прямо с плеч монгрела, прошёлся по его спине, ягодицам, опустился на колени, чтобы добраться до ног… В ход наверняка пошли и приёмы рефлексотерапии, потому что обычный массаж не смог бы превратить человеческое тело в подобие желе. Мышцы реагировали на стремительные прикосновения с запозданием, но безотказно – три минуты спустя Катце сохранял вертикальное положение только потому, что поднявшийся к тому времени с колен блонди сжал его в объятиях. Рыжеволосая голова бессильно откинулась назад, на широкое плечо. – Видишь, гель для душа ничем не хуже массажного масла, - прошептал Кано. – Сейчас проверим, насколько глубока релаксация… Релаксация оказалась настолько полной, что Катце только судорожно вдохнул горячий воздух, когда Лерой вошёл в него одним сильным плавным движением. Блонди сжал вялую руку монгрела, переплетя его пальцы со своими, поднял, припечатал к прозрачной стене; другой рукой он поглаживал грудь и живот Катце, спускаясь всё ниже. Катце тихо застонал от ласковых дразнящих прикосновений. Кано какое-то время медлил, давая своему монгрелу передышку, а потом резко толкнулся вперёд. Катце застонал снова, уже громче. – Кричи, стони, ругайся… только не молчи, - блонди с трудом выталкивал из себя слова, челюсти свело спазмом. – Кат… це… Но, похоже, с релаксацией Кано перестарался. У Катце просто не было сил издавать громкие звуки. Блонди накрыл его собой, был в нём, был над ним, засасывал кожу на шее, сжимал пальцы монгрела своими в такт мощным резким фрикциям. Ноги Катце подламывались в коленях, сердце колотилось, словно бешеное, он задыхался – но самым ужасным было ощущение полной беспомощности. Кано снова превратил его в свою игрушку. – Нет, - протестующий возглас, сорвавшийся с губ рыжего, был таким слабым, что блонди не расслышал бы, даже если бы способен был в это момент слышать. – Я не хочу… Поздно. Кано играл на нём, как музыкант-виртуоз на своём инструменте, в его руках Катце превращался в глину, и из этой глины блонди лепил что хотел. В мире не осталось ничего, кроме двух сплетённых в объятии людей, а потом пришла волна наслаждения и накрыла обоих почти одновременно… … Он вымыл своего монгрела, словно маленького ребёнка, растёр массажной варежкой, удовлетворённо отметив, как порозовела гладкая смуглая кожа. Рыжий был в прострации и всё норовил стечь на пол. К тому моменту, когда блонди включил подачу тёплого воздуха, он уже практически держал Катце на руках. На руках он и вынес своего монгрела из ванной – горячего, почти невесомого, закутанного в просторный банный халат самого Лероя. На полутораспальной кровати Кано с чистой совестью прижался к Катце, обхватил его обеими руками, укрывая собой, согревая, защищая… забирая себе… Мой… Рыжий что-то неразборчиво пробормотал, поёрзал, словно пытаясь выбраться из кольца рук, - и заснул очень быстро, почти мгновенно. Кано прильнул губами к угловатому плечу своего монгрела. Ему вдруг до боли захотелось увидеть лицо рыжего – и он приподнялся на локте, жадно разглядывая красивый тонкий профиль, длинные тёмные ресницы, чуть приоткрытый рот, ярко выделяющийся на бледной коже шрам. Блонди осторожно сдул со щеки Катце прядь волос, наклонился и поцеловал отметину, делавшую его монгрела особенным, не похожим ни на кого. Мой… Кано перевёл взгляд на часы. Полдвенадцатого утра. Похоже, заниматься любовью с Катце в первой половине дня уже вошло в привычку. Рыжий вдруг всхлипнул во сне. – Тс-с-с, малыш, всё хорошо спи… Блонди поудобнее прижал к себе монгрела и незаметно для самого себя задремал.

Донна Роза: * Сквозь сон Катце слышал сигнал комма, приглушённый голос Кано; спине на мгновение стало прохладно, потом его снова укрыли и, кажется, даже подоткнули одеяло. В полусне особенно явственно ощущался запах чистого постельного белья – запах уюта, покоя и безопасности. Рыжий подгрёб под себя подушку в батистовой наволочке, зарылся в неё лицом и опять уснул. Когда он снова проснулся, часы показывали три пополудни. Его одежда, аккуратно сложенная, висела на спинке стула, кое-что из содержимого сумки он обнаружил на столе и в стенной нише. Катце какое-то время посидел, закутавшись в лёгкое стёганое одеяло, затем поднялся с постели и начал одеваться. Левый карман джинсов был подозрительно объёмист и тяжёл. Так и есть! Обнаружилась внушительная пачка купюр не самого маленького достоинства. Рыжий скрипнул зубами и продолжил одевание. Блонди он нашёл в библиотеке. Тот сидел за массивным старинным столом тёмного дерева и листал какую-то толстую потрёпанную книгу. Услышав шаги Катце, он поднял голову и улыбнулся. – Выспался? Как раз к обеду… Рыжий подошёл совсем близко, их разделял только стол, на который Катце опёрся кулаками. – Что. Это. Такое? – тихо и отчётливо проговаривая каждое слово, спросил он. Банкноты тяжело упали на столешницу. – Заплатил мне как проститутке, да? Возместил моральный ущерб, благо физического не наблюдается? Он выхватил из рук блонди книгу и швырнул её куда-то в угол. Это произошло так быстро и неожиданно, что Кано не успел среагировать. Катце перегнулся через стол, схватил его за плечи и тряхнул. – У меня ведь даже злиться сил не было. Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, глаза не открывались. И только одна отчётливая мысль, блонди, – хочешь, скажу, какая? Ничего не изменилось в этом долбаном мире, никуда монгрелу с Амои не убежать. Всё равно найдётся блонди, который силой или лаской заставит делать то, что хочет блонди, а не монгрел. Кого, нахрен, интересуют желания монгрела? Зачем ждать, пока дурное животное приползёт в тебе на брюхе – проще подтянуть его на поводке, да, Лерой? Обездвижить, лишить возможности даже вякнуть – всё равно ведь глупому монгрелу будет хорошо… Он перевёл дыхание, продолжая стискивать плечи Кано. – Я для тебя и вправду вещь? Захотел – достал, захотел – задвинул в угол, – в голосе рыжего слышалось почти отчаяние. – Я же… я же тебя люблю, чёртов вивисектор! Но я не вещь! Я не дам тебе превратить меня в вещь! И решать, что мне делать, я буду сам! Глаза Кано опасно сузились, но с губ не сорвалось ни звука. Катце с чувством какой-то засасывающей безнадёжности разжал руки и выпрямился. – Какой смысл с тобой разговаривать… Уже в дверях его настиг голос блонди: – Прости меня… Катце замер, не оборачиваясь, и стоял так, пока блонди не подошёл к нему вплотную. Большие сильные руки легли на плечи. – Признаю, я был не прав. Мне не стоило так поступать… Но постарайся понять – я такой, какой я есть… каким меня создала Юпитер. И я действительно умнее, чем ты, упрямый монгрел, я вижу дальше и соображаю быстрее. Это не похвальба, а констатация факта. Почему бы тебе просто не согласиться с этим? Почему ты не веришь, что я могу принимать решения за нас обоих, и это будет правильно? У Катце на скулах заходили желваки. – Нет, Лерой, по твоим правилам я играть не буду. Легче сдохнуть. Повисла долгая гнетущая пауза. – Хорошо, - тяжело уронил Кано, - попробуем играть по твоим. В чём они заключаются? Катце обернулся. Руки Кано, скользнув, остались на его плечах. Теперь монгрел и блонди смотрели друг другу в глаза. – Никогда больше так не делай, - тихо, с яростью проговорил Катце. – Не смей. Ты, может быть, и сильнее, но защитить своё право выбора я сумею… – Выстрелишь в меня? – насмешливо спросил Кано. – Из своего маленького смешного пистолета? – … если понадобится, - почти шёпотом закончил Катце. – Мой храбрый глупый монгрел, - со вздохом сказал блонди. – Иди ко мне… Катце задрожал от звука его мягкого глубокого голоса. Они одновременно шагнули навстречу друг другу… – Вот так, - прошептал Кано, когда оторвался от губ Катце, чтобы глотнуть воздуха. И повторил, стягивая с монгрела неизменную водолазку: – Вот так… … - И всё-таки – что это за деньги? – Ну чего ты прицепился к этим деньгам? Можешь считать их отпускными, которые тебе задолжал господин Эм. В конце концов, это из-за меня ты оказался без гроша в кармане. Два миллиона кредитов я тебе, правда, сходу не выложу, но пока на карманные расходы хватит. – Ты зря скалишься, блонди, - деньги у меня есть. Помнишь ноутбук, который мне одолжил Сим? Я играл на тотализаторе… – Ты играл – где? – Да на скачках, говорю же… – Подозреваю, что деньги для ставок тоже дал Джей. – Ну… скажем так, он добавил. В результате я стал богаче на две пары сотен и смог заплатить недостающую сумму за операцию. – Послушай, котёнок… – Я предупреждал – никаких «котят»… – Хорошо, хорошо… только ответь мне, зачем тебе так нужна эта операция? Я люблю тебя таким, какой ты есть. Разве тебе плохо со мной? – Лерой, я хочу начать новую жизнь. Я калёным железом хочу выжечь саму память об Амои. – Ты так ненавидишь Амои? – Я хочу её забыть. Пожалуйста, не отговаривай меня… Тем более что всё уже сделано. – Да, ты прав… Всё уже сделано…

Донна Роза: * Катце, насвистывая, вприпрыжку спускался по ступенькам. Фальшивил он неимоверно, но это его абсолютно не волновало. Час назад они с Симмонсом были в лаборатории, и рыжий впервые увидел то, что должно было стать полноценным органом примерно через месяц. Симмонс сыпал мудрёными медицинскими терминами, после очередного «филогенеза» Катце беззлобно послал его к Юпитеровой маме и, улыбаясь до ушей, слушал ответное возмущённое бурчание, пока почтенный доктор вёл его к выходу. Ясный апрельский день, ослепительное голубое небо, деревья в кружевной зелени, щебетание птиц… Рыжий задрал голову, пытаясь разглядеть птиц среди ветвей – и чуть не упал, столкнувшись с женщиной в плаще задорного розового цвета. – Простите, - пробормотал он, поднимая сумочку, которую она уронила на дорожку. Спустя секунду одновременно прозвучали два голоса. – Катце! – Долорес! Это действительно была она. Катце показалось, что давешняя партнёрша по танцам стала ещё красивее, если это только возможно. Легкомысленная розовая палитра, в которой были выдержаны её одежда и аксессуары, подчёркивала тёплый оттенок смуглой кожи и черноту собранных в пышный хвост волос. Ко всему прочему причёску украшал большой красно-розовый цветок – судя по всему, живой. Долорес казалась воплощением весны, даже не европейской, а тропической – экзотической птицей, залетевшей в эти холодные широты. – Потрясающе выглядите, - ошарашенно пробормотал Катце. – Благодарю, - надменно ответила она. – Я провожала подругу на консультацию в клинику. Показалось? Или в её голосе действительно прозвучала обида? – А я наводила о вас справки, - с вызовом продолжила Долорес. – С ума сойти. Я – я! – навожу о ком-то справки! А вам на меня плевать! Вы даже ни разу не позвонили Она нервно отряхивала сумочку и кусала губы. Катце чувствовал, что на него не на шутку злы. – Меня не было на Терре, - виновато пробормотал он. – А я ведь разузнала имя вашего спутника – он, оказывается, весьма известная персона. И даже побывала в его клинике. И даже сделала себе пластическую операцию! Вы не находите, что теперь мои уши стали гораздо красивее? Это было единственное, что я решилась подправить, поскольку моя внешность меня в целом устраивает. Но я слишком сильно хотела получить хоть какую-то информацию о вас. – Получили? – убитым голосом спросил Катце. Он был растерян. Да что там – совершенно раздавлен. Всю жизнь вращавшийся в мужском мире, он совершенно не ожидал подобного взрыва эмоций. Лерой был хотя бы понятен и отчасти предсказуем. Но возмущение этого ослепительно красивого яркого создания повергло рыжего в ступор. – Я, правда, не мог, - с отчаянием сказал он. – Что мне сделать, чтобы вы меня простили? Долорес стояла, отвернувшись, и всем своим видом демонстрировала смертельную обиду. Но уходить почему-то не торопилась. Катце понял, что от него ожидают каких-то покаянных действий. Совершенно не соображая, что делает, и сильно подозревая, что дело может кончиться оплеухой, он взял ухоженную ручку с безупречным маникюром и поднёс к губам. В Мидасе доводилось пару раз наблюдать, как гражданкам целовали руки. Удивительно, но это сработало! Долорес обернулась. Улыбка, появившаяся на её лице, могла поспорить с солнечным светом. Катце ещё никто так не улыбался. – Я… прощён? – несмело спросил он, не отпуская маленькую женскую руку. – Я подумаю, - кокетливо сказала Долорес. – Вот – я прощу вас, если вы примете моё приглашение. – Приглашение? – Помните, в прошлый раз я звала вас выпить со мной кофе? Так вот, я снова вас приглашаю. И если вы откажетесь, я больше вас знать не желаю! В её голосе звучало такое искреннее негодование, что Катце не выдержал и расхохотался. Она хотела было надуться, но потом тоже залилась смехом. Маленькая рука цепко ухватила рыжего под локоть, и, продолжая смеяться, они пошли по дорожке, направляясь к видневшимся из-за деревьев крышам городских домов. Лерой Кано, окаменев, стоял у панорамного окна своего кабинета и наблюдал, как самка в розовом плаще уводит Катце. Его Катце. Его монгрела. Его любовника. Было непохоже, чтобы рыжий протестовал против её собственнического обращения с ним. Нет, они скорее напоминали счастливых влюблённых. Катце ушёл с ней. А ведь был уговор, что он дождётся окончания Лероева дежурства, и они вместе отправятся обедать в какой-нибудь хороший ресторан, а потом – на скачки. Рыжий загорелся желанием увидеть лошадей собственными глазами. Значит, он позабыл про всё, наплевал на всё – ради этой крикливо разодетой шлюхи! Катце, что же ты делаешь! Кано застонал в голос – пожалуй, впервые в своей жизни – и саданул кулаком по небьющемуся прозрачному пластику. Катце…

Донна Роза: * Он вернулся поздно вечером – хмельной от радости, напевающий себе под нос какую-то мелодию. Сидя в гостиной, Кано слышал, как рыжий, чуть ли не пританцовывая, идёт по коридору. Долговязая фигура нарисовалась в дверном проёме. Хозяин дома поднял голову. Катце стоял, привалившись к косяку, и улыбался так, что мог бы заменить собой десяток лампочек. – Лерой, я видел лошадей. И не просто видел, а даже катался… Он не сказал «ездил» - именно «катался», кересский мальчишка, обойденный радостями детства, не знавший ни лакомств, ни развлечений. Блонди смотрел на него поверх книги, которую держал в руках битый час, совершенно не вникая в смысл напечатанного, - и не видел того бледного усталого парня, который пришёл к нему в дом на Амои, чтобы помочь выпутаться из крайне неприятной истории. Сейчас в дверях стоял ребёнок, получивший билет на карусель и накатавшийся до одури. И никогда ещё Катце не казался ему таким красивым. Под пристальным взглядом Кано рыжий смутился, только теперь вспомнив об уговоре. – Ты прости меня, пожалуйста. Совершенно вылетело из головы. Мы же всё равно сходим в ресторан. А на скачки я теперь не хочу – ездить верхом гораздо интереснее… даже когда лошадь идёт шагом. Улыбка снова появилась на его лице: – А лошадь меня укусила, представляешь? Называется, хотел угостить вкусненьким! – Ты отключил свой комм, - лишённым всякого выражения голосом произнёс Кано. – В городе достаточно напряжённая криминальная обстановка. Я даже не представлял, где тебя искать. – Брось, - Катце рассмеялся, - это несерьёзно. После Чёрного рынка и Кереса этот городок – просто рай земной. Уж если я остался в живых там… – Тебе, похоже, всё равно, - прежним ровным тоном сказал блонди, - но, к твоему сведению, я волновался… Интересная вещь – они оба ни разу не упомянули о женщине, ставшей причиной размолвки. Кано просто физически не мог заговорить о ней, хотя эти несколько часов отсутствия Катце поджаривался на медленном огне, представляя, как она виснет на шее монгрела, как целует его… А рыжий, чувствуя вину за нарушенное слово, старательно избегал опасной темы. Точёное лицо блонди казалось невозмутимым, но потемневшие глаза и чуть заметно нахмуренные брови говорили более чем красноречиво. И всё-таки радость, переполнявшая Катце после нескольких часов, проведённых с красивой женщиной, знавшей так много об окружающем его мире Терры и не скрывавшей интереса лично к нему, Катце, была слишком сильной и яркой, чтобы не поделиться ею. Рыжий пересёк разделявшее их пространство и уселся верхом на колени блонди. – Лерой, не злись, - проговорил он, беря лицо Кано в ладони и целуя. – Не злись, ладно? Он нечасто проявлял инициативу в их отношениях, и блонди растерялся – эта внезапная страстность лишила его охоты что-то выяснять и ссориться. Кано судорожно вздохнул, стиснув Катце в объятиях. К его безумному облегчению, от монгрела пахло лошадьми – не духами. Накатившее желание было острым, как нож. Сегодня рыжий надел рубашку с пиджаком вместо излюбленного свитера, и теперь блонди, тихо шипя сквозь зубы, возился с пуговицами. Негромко вжикнула расстёгиваемая «молния» джинсов… …– У тебя будет собственная лошадь… Целый табун, если захочешь… Ты получишь всё – из моих рук… Катце сонно погладил блонди по плечу кончиками пальцев: – Спасибо… только мне… а-а… вполне хватит сегодняшнего катания… Вот Долорес здорово… ездит верхом… Она говорит, у неё в предках… были пастухи-гаучо… Что за га… Он оборвал фразу на полуслове, мгновенно провалившись в сон. Кано стиснул зубы и неподконтрольным разуму движением крепче сомкнул руки вокруг тонкого тела рыжего. Длинные ноги монгрела и блонди были переплетены, бедром Лерой ощущал тепло паха Катце под порослью мягких волос. Как эта самка умудрилась заинтересовать его? На какой крючок она его подловила? Каким образом догадалась, что он – не наигравшийся ребёнок? Впрочем, Лерой Кано, ты с твоим уровнем интеллекта до этого не додумался вообще – пока тебя не ткнули носом… Он прижался щекой к тёплой макушке Катце, вдыхая его запах и отчаянно желая, чтобы это длилось вечно. Рыжий чуть слышно сопел ему в шею, одна тонкая рука была зажата между их телами, другая лежала на груди блонди. Кано как никогда остро ощутил тело своего монгрела – худощавое, гладкое, гибкое, бесполое. По идее, асексуальное и не способное возбуждать желание, не так ли? Угу, скажите это одному спятившему блонди, которого начинает трясти при одной мысли о том, что обладатель тела может оказаться в объятиях другой… другого… Продолжая обнимать спящего Катце одной рукой, блонди потянулся к изголовью и включил ночник. Он хотел видеть своего монгрела. Приглушённый тёплый свет выхватил из мрака истомлённое, умиротворённое лицо с глубокими тенями вокруг глаз и яркими тонкими губами. На шее темнели пятна недавних засосов. Я никому тебя не отдам, слышишь, Катце? Я не понимал этого на Амои, а ты и подавно – но с того момента, как ты пришёл ко мне в Апатию, ты стал моим. И здесь, на Терре – кто поймёт тебя лучше меня? Мы – дети одной планеты, мы в одной системе координат, мы играем по одним правилам, которых никогда не понять чужим. И ты будешь возвращаться ко мне, я знаю… но как же больно думать, что ты стал центром моей жизни, а я не сумел стать центром твоей! … Ты мой, упрямый рыжий монгрел… Мой. Мой…

Донна Роза: * Катце не раз потом думал, какую цель преследовала Долорес, предложив ему прогуляться по этому парку. Похоже, никакой. Если в этом и была хитрость – то инстинктивная, сродни интуиции, не раз спасавшей его собственную шкуру. Так или иначе, но она позвонила на следующий день после первого урока верховой езды и предложила погулять в центре города. Катце, которого почему-то совершенно не грела перспектива просидеть за компьютером до прихода Кано, согласился сразу. Парк был заполнен гуляющими. В-основном это были молодые родители с детьми всех возрастов. Попадались и пожилые люди – как правило, почтенные дамы, тоже выгуливавшие ребятню. Бабушки… внуки… Понятия, совершенно ненужные на Амои, чуждые самому укладу тамошней жизни. Катце даже не смог бы сказать, откуда вообще знает такие слова. Мог только предположить, что слыхал их когда-то в Мидасе. Весь апрель стояла прекрасная погода, и сегодняшний день тоже не был исключением. На солнце в куртке-ветровке становилось даже жарко, поэтому Катце предпочитал тень. Листва ещё сохраняла нежный салатный оттенок, но была уже по-летнему густой. На газонах – невысокая трава. Рыжего поразило, что вся эта масса людей относится к обилию зелени как к чему-то само собой разумеющемуся. Он же готов был лечь на живот и рассматривать живые чудеса, пока не прогонят. Разговаривали взрослые, смеялись, плакали, кричали дети, птицы щебетали так, словно это был последний солнечный день в их жизни. Где-то далеко слышался гул монорельсового поезда. Катце шёл медленно, глазея по сторонам. Он понимал, что, наверное, выглядит в глазах Долорес полным идиотом, но ничего не мог с собой поделать. Удобные скамейки, горки и качели на детских площадках, даже небольшой фонтан в центре парка – его должны были открыть со дня на день, по словам спутницы – всё было выкрашено в яркие, приятные глазу цвета, всё было предназначено, чтобы создавать ощущение радости и комфорта. – Здесь хорошо, правда? – спросила Долорес. - Есть, конечно, и другие парки, но тут чувствуешь себя спокойно и свободно даже при самом большом скоплении народа. Катце слушал её краем уха, поглощённый наблюдением за местным детским садом. Странные маленькие создания, яркими одёжками напоминавшие цветы, которые он видел в крытом парке Танагуры, будили в нём какое-то болезненное любопытство. Он никогда не имел дела с детьми. Он слишком плохо – и одновременно слишком хорошо – помнил собственное детство. И теперь, наблюдая за малышами в колясках, за детьми постарше – на детских площадках, – Катце никак не мог отделаться от ощущения фантасмагоричности происходящего. Больше всего это напоминало сумбурный цветной сон. Долорес что-то говорила, он согласно кивал головой и очнулся только тогда, когда их – вернее, её – окликнули. – Долли! – закричала с одной из скамей молодая светловолосая женщина, держащая на коленях упитанное чадо. – Привет! Как дела? Долорес радостно замахала рукой и, потянув за собой рыжего, направилась к подруге. – А я тут своих выгуливаю, - радостно выпалила та. – давно тебя не видела, как поживаешь? Долорес хотела ответить, но в это момент с соседней детской площадки донёсся шум ссоры. – Я не я буду – опять моя бандитка с кем-то подралась! Долли, милая подержи малыша. Побегу разбираться. С этими словами она пихнула сынишку Долорес и устремилась у площадке. Несколько опешившая подруга тихо охнула, едва не уронив ребёнка: – Ну, тебя и раскормили, парень! Это называется одиннадцать месяцев? Нет, я больше не могу… Катце, подержите его, пожалуйста – он начинает реветь, когда его спускают с рук. Катце абсолютно не представлял, как правильно держать детей, тем более таких маленьких. Малыш действительно оказался увесистым, у рыжего руки стали как деревянные, он держал это, а сам был близок к панике. С круглой толстощёкой мордашки, из-под забавного беретика, красного в белый горошек, на него смотрели большие голубые глаза в тёмных ресничках. Малыш забавно нахмурил короткие рыжеватые бровки, рассматривая незнакомого человека, заёрзал на руках, словно готовясь зареветь, но передумал. Розовая ладошка с растопыренными пальчиками поднялась и шлёпнула Катце по голове. – Нельзя, - грозно сказала Долорес. – Лучше погладь дядю. Дядя хороший. – Да-да, - сказал ребёнок и засмеялся. Долорес взяла маленькую ручку и погладила ею Катце по щеке… И над этим он потом тоже долго думал, но так и не смог понять, что же произошло. Ему показалось, что где-то в районе солнечного сплетения вспыхнул костёр. Наверное, что-то подобное испытывает земля, когда на поверхность выходит магма. Это было какое-то тёмное, звериное, глубинное чувство мужчины, держащего на руках ребёнка. Внезапно и этот малыш, и все дети в парке – и все дети в мире вообще – стали восприниматься им как… как то, что нуждается в защите и любви. Удел женщины – растить, удел мужчины – дать безопасность. Катце знал это теперь, как знал, что его кровь красного цвета. Ребёнок, по-прежнему смеясь, уже тянулся ручками к Долорес, та ловила крохотную ладошку и целовала её. Катце наконец расслабил занемевшие руки, перехватил малыша поудобнее. Он вдыхал совершенно незнакомый детский запах – сладкий, молочный, чувствовал, как маленькое чудо вертится и подпрыгивает, оно дышало, было розовым, упругим и таким нежным! Таким слабеньким! Странное пламя горело ровно и не думало затухать. А ведь через… несколько недель… если всё пройдёт хорошо… Катце оборвал мысль, не додумав – ему стало слишком страшно, и почему-то закружилась голова. – Спасибо, - задыхающимся голосом проговорила, подходя, подруга Долорес. За руку она вела девочку лет пяти. – Это не ребёнок – это вождь краснокожих! Тебе мало того, что с тобой в садике дружить не хотят, драчунья? Немедленно идём домой. Голубоглазое создание с растрёпанными светлыми хвостиками глядело упрямо и сердито. У Катце забрали малыша, ещё раз поблагодарили, попрощались, и семейство, включившее в себя ещё и коляску, вскоре скрылось за деревьями. Рыжий чувствовал себя так, словно его обокрали. Какое-то время он смотрел вслед ушедшим, потом перевёл взгляд на свои пустые руки. Да что же это такое со мной? Внезапно две мягкие ладони обхватили его лицо. Большие чёрные глаза были совсем близко. – Я хочу от тебя ребёнка, - негромко и отчётливо проговорила Долорес. И Катце почувствовал, как земля уходит из-под ног. …– Я прочитала об Амои всё, что смогла найти… – Вот как? – Простите меня, но… это какой-то жуткий анахронизм! Узаконенная работорговля, кастовая система, компьютер, управляющий всей планетой… Не представляю, почему Федерация до сих пор не приняла мер… – У Федерации рыльце в пуху по самые уши. Амои – поставщик ценнейших биотехнологических разработок и один из центров… кхм… межпланетного туризма… Золотая жила. И крупнейшие чины Федерации не стесняются её разрабатывать. – Вы говорите как человек, досконально знающий этот предмет… – Довелось… кхм… соприкоснуться… по работе… – Похоже, я затронула неприятную тему… Смотрите, у вас седло съезжает! – Где?.. Ох, ё… Простите… – Вы сильно ушиблись? Это я виновата, надо было самой всё проверить! – Да нет, всё в порядке… Я умею правильно падать… – Как кошка – на все четыре лапы. Имя у вас подходящее! – А вы знаете, что оно означает? Я никогда не задумывался… Не смейтесь! Да ладно, я сам встану… – Давайте-ка прогуляемся пешком. Будем считать, что первый урок верховой езды закончен… – Похоже, я всё испортила, - сказала Долорес, опуская руки и отступая на шаг. – Ты, наверное, счёл меня навязчивой и распущенной… Катце наконец-то решился взглянуть на неё. Она рассматривала носки своих туфель, щёки были пунцовыми, губы дрожали, и в какой-то момент она их прикусила. Катце почувствовал, что не может справиться с собственной дрожью, и сунул руки в карманы, почти не понимая того, что говорит Долорес. – Ты не думай… у меня, конечно, были и есть поклонники… и романы тоже были – после развода. Мои родители – выходцы из Латинской Америки, они меня воспитывали строго. Просто… заешь, как это бывает – встречаешь человека, и у тебя такое чувство, будто ты знаком с ним много лет. Ты не похож ни на кого из тех, с кем я общаюсь, ты другой… Она помолчала. Катце постепенно приходил в себя. – А мне успели сделать два предложения руки и сердца… «Долорес, вы никогда ещё не выглядели такой красавицей»… Конечно, если влюбилась по уши... Я ведь и вправду влюбилась в тебя, Катце. – Глубокий вздох. – И то, что я тебе сказала – это всерьёз… Но тебе, похоже, это безразлично… Долорес поддала ногой камешек: – Меня ещё ни разу так упорно и вежливо не отваживали… Спасибо за то, что терпел меня всё это время… Извини… – Ты говорила, что… читала об Амои, - Катце прочистил горло. – Тебе попадалось упоминание о фурнитурах? Он сжал кулаки в карманах, чтобы не дать себе струсить. – Фурнитуры? Слуги, кажется? Информации было очень мало… – Не просто… слуги. Фурнитуров набирают из монгрелов – неграждан, полукровок. Это живая мебель – незаметная, неслышная, исполнительная. Следят за домом хозяина, за пэтами… – Пэты? Домашние любимцы? Люди, которых покупают и продают? – Да… и чтобы избежать возможных эксцессов с пэтами, фурнитуров… кастрируют, - Катце зажмурился и почувствовал себя человеком, бросающимся в ледяную воду. – Долорес, я – бывший фурнитур. Я не мужчина. Я кастрат. Я… физически не могу дать тебе ребёнка… Сейчас ему было важно сказать именно это. Предстоящая операция была чем-то несущественным, она ничего не могла изменить именно в эту конкретную минуту. Катце не представлял, как Долорес отреагирует на его слова – плюнет в лицо, ударит, расхохочется… позовёт других, чтобы тоже посмеялись? В Кересе кастратов не жаловали – Катце спасало только то, что никто не знал о его фурнитурском прошлом. Она опустилась на пустую скамью, закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Катце сначала даже не понял, что произошло. Она плакала громко, содрогаясь всем телом, видно было, как слёзы просачиваются сквозь тонкие пальцы. И только минуту спустя до него дошло, что Долорес выкрикивает какие-то слова. – Гнусная планета!.. Какие сволочи!.. Как же ты… тебя принудили, да?.. И ты жил с этим… Ужасно… Взорвать… к чёртовой матери… такую планету… Сволочи… сволочи… Катце растерянно стоял рядом, не зная, что делать. Поток этих слёз обрушился на него ураганным ливнем, промочив до нитки и оставив совершенно беспомощным. Люди, сидящие на других скамейках, посматривали на него – кто сочувственно, кто с неодобрением. Долорес перестала плакать так же внезапно, как и начала. Она достала из сумочки несколько гигиенических салфеток, вытерла лицо, высморкалась. Потом поднялась на ноги, подошла к Катце и заговорила охрипшим от слёз голосом, глядя куда-то в сторону: – Выслушай меня, пожалуйста, только не перебивай. Это ведь можно исправить… Господи, да ведь в клинике доктора Кано проводятся восстановительные операции! Она вдруг запнулась, словно осенённая какой-то мыслью. – Лерой Кано – он же из амойской элиты, ведь так? Я видела их портреты в Сети, когда искала информацию о твоей планете. Красивый, длинные светлые волосы, рост под два метра. Вы с ним земляки, да? Она по-прежнему не смотрела на Катце, но уловила его кивок. – Я узнаю, сколько стоит такая операция. Я одолжу тебе деньги, если у тебя нет… Только не отказывайся, пожалуйста! Пожалуйста, Катце! Её голос снова сорвался. Катце почувствовал на себе пристальный взгляд. – Или… ты не хочешь? Я понимаю… привык к определённому порядку вещей, жизнь устоялась… Долорес поднесла кулак ко рту и вцепилась в него зубами. – Да я как-то… думал о такой операции ещё на Амои, - пробормотал рыжий, глядя себе под ноги. – Я через месяц должен лечь в клинику. А пока идёт подготовительный этап… Собственно, потому мы там и встретились… Нет, он всё-таки совершенно не знал женщин. Долорес взвизгнула, подпрыгнула и повисла у него на шее. Тёплые, мягкие, пахнущие сладкой помадой губы прижались к его губам. Она целовалась совершенно не так, как Лерой. Тот брал, владел, подчинял даже в поцелуе. Эта женщина отдавала. Сексуальный опыт Катце до кастрации был небольшим, но сейчас в памяти воскресло ощущение первого раза. Первого раза, когда он стал сэмэ. Когда он брал. Тогда его партнёром был мальчишка, лицо которого давным-давно забылось. Даже смешно сравнивать. И всё же… – Что ты будешь делать… потом? – теперь Долорес смотрела ему прямо в глаза. – Дам тебе ребёнка… если ты не передумаешь… … Она довезла его до ограды земельного участка, на котором располагался дом Лероя. Ворота находились далеко, но Катце был этому рад. Он махнул рукой вслед красной машине и медленно, нога за ногу, пошёл по тропинке. В голове не было ни единой мысли.

Донна Роза: * Доктор Кано любезно улыбнулся сидящему напротив него в плавающем кресле коллеге, прилетевшему из Торонто. Именно сегодня Лерою не хотелось задерживаться на работе – желание, в высшей степени странное для блонди, – и именно сегодня в клинике появился маститый хирург-трансплантолог, с которым Кано познакомился на конференции. Гость успел осмотреть большинство лабораторий, операционные, ознакомился с любезно предоставленной ему документацией о результатах работы клиники – и теперь за рюмкой хорошего коньяку договаривался насчёт обмена специалистами. Кано согласно кивал головой, всем своим видом выражая глубочайшую заинтересованность, хотя его участие в беседе ограничивалось одними междометиями. Гость смотрел на него, как заворожённый; когда улыбка хозяина стала на пару миллиметров шире, почтенный хирург потерял нить разговора. На крючке, устало и насмешливо подумал блонди. Если я сейчас попрошу тебя съесть свой галстук, ты это сделаешь. И неважно, что ты недавно отпраздновал тридцатилетие супружеской жизни. Ты ни за что не признаешься себе, что чувства, которые я тебе внушаю, имеют сексуальную подоплеку. Ты просто хочешь сделать для меня всё, о чём бы я ни попросил. Потом ты скажешь, что доктор Кано, помимо ума и таланта, обладает неотразимым обаянием. Это будет нейтральным и общественно-непорицаемым истолкованием твоих чувств. И это принесёт пользу моей клинике, поскольку ты врач с мировым именем. Но сейчас ты сидишь в моём кабинете, пьёшь мой коньяк и отнимаешь моё время, в третий раз обговаривая условия обмена. А я всё больше укрепляюсь в желании тебя придушить – потому что мне давно нужно быть дома. Когда все темы разговоров исчерпались, гость очнулся, посмотрел на часы и принялся многословно извиняться за то, что так задержал хозяина. Кано, безукоризненно вежливый, проводил его до самого холла, подождал, пока закроются двери, и вызвал машину из гаража. Опуская аэромобиль на стоянку перед домом, он уже видел, что в комнате Катце света нет. Весь второй этаж был тёмным, а на первом обитаемой казалась только гостиная. Гостиная действительно была освещена, но рыжего в ней не оказалось. Дик, принявший у хозяина плащ, с поклоном сообщил, что господин Райтхэн вернулся пару часов назад, поднялся наверх и больше не спускался. Кано буквально взлетел по лестнице на второй этаж, открыл дверь гостевой – там по-прежнему было темно. Обычный человек не увидел бы в сгущающемся сумраке силуэт сидящего на кровати, но зрение блонди было сродни кошачьему. – Катце… Он мгновенно оказался рядом с монгрелом, опустился на колени перед кроватью, отнял от склонённого лица узкие длиннопалые ладони. Произошло что-то ужасное, подсказала странная неподвижность Катце. – Свет! Монгрел глядел на него, словно не узнавая. Глаза на бледном истончившемся лице – его необыкновенные золотистые глаза, звериные, разве что без вертикального зрачка, – казались огромными и лихорадочно блестели. Кано торопливо нащупал пульс, положил руку на прохладный влажный лоб. Нет, тут дело не в болезни. – Рыжик… Что случилось? Он целовал длинные тонкие пальцы, теплом своего дыхания прогоняя из них холод. Этого показалось недостаточно, и Кано притянул рыжего к себе, пытаясь согреть. Тот вяло сопротивлялся, потом перестал. – Катце… котёнок… что произошло? Ты напугал меня… После всех этих часов одиночества Катце снова был рядом с ним, в его руках. Губы блонди нашли бьющуюся на шее монгрела жилку, прижались. Катце послушно откинул голову, в этом не было желания – только покорность и какое-то усталое безразличие. Делай со мной что хочешь, только побыстрее, а потом отстань… – Что случилось? – напряжённо спросил блонди, взяв монгрела за плечи. Взгляд рыжего наконец-то сфокусировался на нём: – Она сказала… что хочет от меня ребёнка… от меня… представляешь? И мне страшно… до жути… Он говорил тихо, без всякого выражения, медленно, словно спал наяву. – Я ей сказал… кто я… кем был… а она сказала, что всё поправимо… что она в меня влюбилась… Это было хуже смерти. Катце смотрел на него, но видел её – чужачку, безмозглую самку, соперницу. Перед глазами Кано всплыл вульгарный, кричаще-яркий цветок, вплетённый в смоляные монгрельские волосы, он рос, заполняя собой пространство, он душил и поглощал… Я убью её. Мысль была совершенно чёткой. Даже не мысль, а состояние души. Она его у меня не отнимет. Я её убью. Впрочем, нет. Убивать необязательно. – А ты сказал ей, что я твой любовник? – шёпот-выдох, бархатный, вибрирующий, горячие пальцы под рубашкой, одна рука гладит грудь, другая проскальзывает под ремень, под джинсовую ткань… мой монгрел… тонкий, как прут… – … сказал, что тебе нравится, когда я тебя ласкаю вот так… и так? Ты показывал ей следы от моих пальцев на твоих бёдрах? Говорил, как чувствительны к прикосновениям эти шрамы? Особенно если прикасаться умело… нежно… любя… Голос Катце – смесь паники и желания – просто ласкал слух. – Не надо… Пожалуйста… – Почему же… Скажи ей всё… Пригласи в гости – пусть посмотрит. Должен же я быть уверен, что тебе будет с ней хорошо… Правда, она женщина… и кое-какие вещи сделать не сможет… а ведь они тебе тоже нравятся, правда? Кано не заметил, как они оба оказались на полу, джинсы Катце полетели куда-то вглубь комнаты, расстёгнутая рубашка открывает гладкую безволосую грудь, соски затвердели… … какой же ты чувствительный и сладкий – везде… тяжёлое дыхание… найти эти горячие тонкие губы… … с чего я взял, что он замёрз?.. длинные ноги обвили талию блонди, удивительные золотые глаза на мгновение широко распахнулись, шальные, жаркие… … вот такой – ты настоящий, мой, без притворства, без этой твоей осточертевшей сдержанности… Пальцы монгрела впились в спину блонди. От глубоких царапин Кано спасла только привычка Катце коротко стричь ногти, и всё равно это оказалось весьма ощутимым, но лишь подлило масла в огонь обоюдного возбуждения. Лицо рыжего исказила мучительная гримаса, он зажмурился, оскалив ровные белые зубы. Блонди не отрывал от него взгляда. Большие сильные ладони обхватили это тонкое лицо, словно беря в плен. Кано ещё достаточно владел собой, чтобы проговорить сквозь спазм, стиснувший челюсти, – впрочем, без особой надежды, что монгрел его услышит: – И от этого ты хочешь… отказаться… от моей любви… от наслаждения… глупый, упрямый монгрел… мой рыжик… мой… только мой… Катце инстинктивно дёрнул головой, когда длинные волосы блонди упали ему на лицо. Он снова открыл свои кошачьи глазищи – взгляд был совершенно пьяный. Не отдавая себе отчёта, он убрал руки со спины блонди и запустил их в блестящую гриву. Бледно-золотая завеса отделила его и Лероя от всего остального мира… Катце вернулся в реальность, когда блонди осторожно поднял его на руки и, уложив на кровать, накрыл пледом. Рыжий ощущал осторожные прикосновения к своему лицу, к своим рукам… Кано поднялся на ноги. Он был уже одет, причём успел привести в порядок не только себя, но и монгрела. Катце закутался в плед, чувствуя усталость и звенящую пустоту во всём теле. Не думая ни о чём, он наблюдал, как Лерой стоит посреди комнаты и рассматривает какой-то небольшой предмет. Пара чётких, почти небрежных движений, несколько секунд ожидания. Быстрый взгляд в сторону рыжего. Когда блонди заговорил, Катце сначала даже не понял, что происходит, потому что в комнате не было никого, кроме них двоих, и Кано обращался явно не к нему. Потом возникло ощущение нехватки какого привычного предмета. Рыжий выпростал из-под пледа левую руку – комма на ней не было… Лерой забрал его. Зачем? И лишь пару секунд спустя до Катце дошло, что исчезнувший коммуникатор блонди держит в руке и разговаривает по нему. За прошедшие две недели Катце звонили только сам Кано, Джей Симмонс и Долорес. Номер своего зама Лерой знал достаточно хорошо… – … простите, что беспокою вас, - голос Лероя был мягче шёлка. – Я хотел бы прояснить возникшее недоразумение… Невидимый собеседник… собеседница… ледяной ком медленно падает куда-то в желудок… что-то ответил. – Я знаю о вас со слов Катце Райтхэна. И к тому же я видел вас у себя в клинике… Лерой, что ты делаешь?! – Катце рассказал мне о крайне интересном предложении, которое вы ему сделали. Но тут присутствует ещё одна заинтересованная сторона – я. Нас с господином Райтхэном связывают давние и очень близкие отношения, - Лерой приятно улыбнулся. – Говоря простым языком, он мой любовник. Не лезьте в нашу жизнь. Мы и так недёшево заплатили за то, чтобы быть вместе. Простите, если я вас шокировал, но, как говорится, горькая правда лучше сладкой лжи... Нет, Катце не лгал вам – он всего лишь кое о чём умолчал. А я решил заполнить этот пробел…Нет, я не боюсь огласки. Теперь – не боюсь. На Терре бывали времена либеральные и не очень, я в курсе… В конце концов, эмиграцию ещё никто не отменял, а на некоторых планетах Федерации разрешены однополые браки… помнится, когда-то такое было даже здесь, в колыбели человечества… Сударыня, я не чудовище. Я то, что я есть. Я – блонди, Катце – монгрел… Ах, вы даже знаете, что это такое! Мои наилучшие пожелания. Приятно было поговорить со столь учтивой собеседницей. Закончив разговор, он какое-то время смотрел на комм в своей руке, потом перевёл взгляд на Катце – и слегка улыбнулся. – Эту проблему я решил. Нам ведь не нужен третий… третья? – Сволочь, - севшим голосом сказал Катце. – Ублюдок… Он сорвался с кровати раньше, чем осознал своё движение. Лерой с его хвалёной быстротой реакции, отшатнуться не успел. Катце вцепился ему в горло. В глазах блонди вспыхнула ярость, и одним ударом он отправил Катце в нокаут.

Донна Роза: * Как холодно… Высокий длинноволосый человек стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу, и невидящими глазами смотрел на дорожку, ведущую к дому. Он обхватил себя руками за плечи, пытаясь согреться, но дрожь была внутренней, глубинной. Чуть слышно гудел климатизатор, поддерживая в просторных комнатах с высокими потолками ровную комфортную температуру… впрочем, сейчас Лерою Кано было бы холодно и на экваторе. … не подходи… … да что с тобой?.. это средство всего лишь снимет боль и отёк… … будь я проклят… если ещё хоть раз позволю блонди до себя дотронуться… … не валяй дурака… у тебя слева обширная гематома… если не принять меры, ты какое-то время и жевать не сможешь… … я сказал, отвали… … Катце, мне на колени перед тобой встать?.. И ведь встал бы… Тысячу раз встал бы – если бы это могло остановить монгрела, торопливо кидавшего вещи в дорожную сумку. Стоя с инъектором в руке, он беспомощно наблюдал за тем, как Катце собирается уйти из его дома… Из его жизни… Этого нельзя было допустить. Лерой Кано шагнул к монгрелу – и замер, потому что тот резко развернулся, держа в руке тот самый смешной маленький пистолет, провезённый на Терру как раритет. Палец лежал на спусковом крючке. Хочешь выстрелить, рыженький? Стреляй, и покончим со всем этим. Но только если не выстрелишь, решения буду принимать я… Лерой помнил, как сделал ещё один шаг. Рука, державшая пистолет, дрогнула – Катце понял, что блонди не остановится. И тогда он развернул оружие дулом к себе и медленным, каким-то извращённо-ласкающим движением провёл им по своей шее. А потом поднёс к виску. Тёмно-рыжая голова запрокинулась. Катце прикрыл глаза. Лерой увидел, как дёрнулся острый кадык. Он не шутит… … я не шучу… Кано ещё мог схватить монгрела в охапку, мог связать его, запереть, увезти – но что бы это изменило? Он ненавидит меня. Ненавидит настолько, что предпочтёт застрелиться, чем быть моим. Кано застонал в голос. В доме царила леденящая тишина. Где-то внизу изредка слышались звуки, сопровождавшие деятельность фурнитуров, но Кано воспринимал их как голоса потустороннего мира, не имевшие никакого отношения к реальности. А в реальности дом был пуст, потому что из него ушла жизнь, ушло тепло, ушёл смех – ушёл Катце. Мать Юпитер, знаешь, мой рыжий бросил меня… Совсем недавно стонал в моих объятиях – а теперь его нет. Он ушёл. Ушёл к этой самке… Впрочем, вряд ли к ней. Блонди коротко и невесело хохотнул. Она теперь не подпустит Катце и на двадцать шагов – у терранских женщин забавное отношение к мужской любви. Катце, дурачок! Там тебя никто не ждёт, а я здесь – жду тебя и медленно загибаюсь… Кано сполз на подоконник. Ощущение было такое, словно его ударили под дых. Не хватало воздуха. Разве может присутствие человека было воздухом?.. Оказывается, может, а я и не знал… Мне не хватает тебя. Ты говорил, что любишь меня. Ты солгал, потому что смог уйти. Я бы не смог… уйти от тебя… Постепенно блонди погрузился в какое-то странное состояние. Он словно грезил наяву. Перед глазами одна за другой проходили сцены из жизни – все они были связаны с рыжим монгрелом. Первый разговор, первая встреча. Те краткие четверть часа в палате госпиталя. Несостоявшееся покушение. Уход и возвращение… Прикосновение горячих губ, худощавый гибкий торс под руками… негромкие хрипловатые стоны… забавные тёплые ветерки сонного дыхания в шею… Постепенно реальные воспоминания слились с фантазиями – или Кано всё-таки задремал сидя. Он увидел Катце в своих апартаментах в Эос, в комбинезоне фурнитура, а миг спустя – на ярко освещённом подиуме, одетого только в чёрные пэтские ремни. Рыжий ждал начала шоу, и на лице его была привычная кривоватая усмешка – он словно бы знал всё наперёд. «Это не я придумал!» - хотел было крикнуть Лерой. Сама мысль о том, что кто-то на глазах у сотни зрителей будет ласкать его монгрела, привела блонди в ярость. Какой идиот придумал это шоу? Как рыжего вообще взяли в пэты – ему же двадцать семь, и он кастрат! «Катце, уйди оттуда! Спускайся, я тебе приказываю, я твой хозяин!» Монгрел насмешливо посмотрел на блонди, дотронулся рукой до ошейника. «Этот ошейник на меня надел не ты, Лерой, а она. Вот моя хозяйка». На подиуме появилась она – тоже в костюме пэта. Лерой понятия не имел, как она выглядит без одежды. В его представлении эта женщина была похожа на всех девчонок-пэтов, виденных на шоу. Неизменным остался только цветок в блестящих чёрных волосах. Она подошла к Катце, по-хозяйски положила руки ему на плечи и потянулась, чтобы поцеловать. «Отойди от него, шлюха!» - бешено зарычал Лерой… и обнаружил, что полулежит на широком подоконнике в гостевой. Сердце колотилось, он был весь в поту. – Господин Лерой, гость покинул дом? – спросил Оливер, неслышно возникший на пороге. – Он уходил с дорожной сумкой на плече. – В гостевой ничего не трогай, - хрипло сказал Лерой. – Постель перестилать не надо. Уходи. Фурнитур поклонился и так же беззвучно исчез. Кано поднялся на ноги, пересёк комнату, подошёл к кровати Катце, присел. Потом лёг. Подушка ещё хранила запах волос рыжего. Блонди сгрёб её и прижал к себе, как ребёнок – любимую игрушку. Что-то со стуком упало на пол. Лерой Кано приподнялся и посмотрел вниз. Около кровати лежал забытый рыжим пистолет. Маленький смешной «глок». Пока всё.

Селен Росава: ррррр изумительно, а дальше!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Нельзя же так, на самом интересном!

Донна Роза: Селен Росава , будет, будет! Только скоро не обещаю.)))

Тави Энк: Донна Роза Тока не жени Катце на Долорес, ну ее, мне Лерой больше нравица.

Вик Чери: Донна Роза Прочитал и первую часть и вторую. Может я и ошибаюсь, но хеппиэндом не пахнет. Слишком большой собственник блонди, слишком Катце свободолюбив и по возрасту меняться ему поздно, а женщины, так вообще существа мстительные и непредсказуемые. Но если все же будет хеппиэнд не на сопливом уровне, то ты гений.

Донна Роза: Тави Энк, можешь сходить на розовый форум и убедиться, что Лерой нравится не только тебе. И все в один голос желают ему большого и светлого ЩАСТЯ. Вик Чери, пыталась я вырулить на хэппи-энд, но сия задача не для моих мозгов.

Вик Чери: Донна Роза Можно попробовать хеппиэнд сыграв на психологии. Подумай. Катце влечет к Долорес, по сути то, что с ней, он чувствует себя сильным, мужчиной, доминантом. С Лероем он не только уке, но и вообще во всем уступает ему. Сделай Лероя слабым. Блонди уже сдает позиции, так опусти его еще ниже, сделай его слабее женщины, я не про физическое состояние, думаю ты поняла.

Принц: Донна Роза Спасибо, солнце. Все интереснее и интереснее. Жду продолжения. Очень жду. Вик Чери Да куда ж слабее то его делать? Он и так через себя достаточно переступил, дальше тряпка будет, а не блондь Лерой Кано. Катце ж его полюбил именно таким какой он есть? Слабость - сила женщины, но никак не мужчины, и не только физическая. Катце, вернувшийся к Лерою, только потому что тот стал слабым? Это скорей похоже на акт милосердия. И это не надолго, потому как не любовь это. Донна Роза Ты, того, не бери все это в голову. Автору всегда виднее.

Вик Чери: Принц Не фига. Я не сказал что бы Лерой стал тряпкой. Катце нужно понять что он нужен! Нужен не потому что хочу, а нужен потому что иначе больше ничего не нужно. Стать не только сексуальным объектом для Лероя. Не знаю я как точно, над этим нужно думать, а иначе у этой пары шанса нет. Естественно автору виднее, поэтому я не навязываю, а только подсказываю ход, а воспользуется ли автор, это его право. А в голову стоит брать, не все советы глупые. Не помню где: Любить значит жалеть.., кажется из фильма "три тополя на плющихе", в общем это не далеко от истины, можно любить за недостатки, ощущая себя в чем-то сильнее, можно обожествлять, но второе опасно тем, что иллюзии со временем проходят.

Принц: Вик Чери Я и не говорил что вы советовали сделать его тряпкой. Что вы! И глупым совет ваш тоже не называл. Каждый имеет право на свое мнение. Я высказал свое впечатление о герое. Это на мой взгляд он уже на грани. Еще немного и ему действительно уже "больше ничего не нужно" будет. Только есть одно маленькое НО. Уважение к себе. Его так и потерять можно. А любови и жалость вещи разные. Абсолютно. Некоторые любят, но не хрена не жалеют. Так что с этим не соглашусь. На счет обожествления согласен на все 100. А за недостатки любят не долго, они со временем раздражать начинают. Даже самые милые.



полная версия страницы