Форум » Фанфикшн » Окончание "Такой любви..." » Ответить

Окончание "Такой любви..."

Донна Роза: Авторы: Донна Роза и ehwaz. Рейтинг: R. Герои: те же. Этот фик - подарок Макавити на день рождения! И огромное спасибо Эви, моему бесценному соавтору! Без неё я ещё долго бы ничего не написала. Начало истории здесь.

Ответов - 47, стр: 1 2 3 All

Донна Роза: – Что ты теперь думаешь делать? – спросил Симмонс, отхлебнув пива из высокой стеклянной кружки. – Дожить до операции, – вяло ответил Катце. Его собственная ёмкость с пивом стояла на столике между креслами, и он периодически к ней прикладывался. Огромный багровый кровоподтёк на пол-лица стараниями друга-эскулапа спал, оставив после себя бледно-лиловое пятно на щеке, которое, как пообещал Симмонс, бесследно исчезнет к середине следующего дня. – Если ты будешь подавать на него в суд, я согласен выступить свидетелем, – сказал толстяк. Катце, растёкшийся в мягком уютном кресле, принял вертикальное положение. – С чего ты взял, что я буду подавать на него в суд? – ошарашенно спросил он. – С того, что у тебя на лице следы побоев,– повысил голос Симмонс. – С того, что я тебя сначала не опознал ни по голосу, ни по морде – уж так ты был хорош! Я всегда знал, что Лерой – сукин сын, но не думал, что до такой степени. Рыжий не ответил. Симмонс, удивлённый наступившей тишиной, вынырнул из своего кресла и взглянул на приятеля. Катце смотрел прямо перед собой, и вид у него был до того несчастный – горестно сведённые брови, тоскливо опущенные уголки губ, – что доктор устыдился своих резких слов. Он пару раз кашлянул, повертел в руках полупустую кружку, потом решился. – Рыжий, послушай… я понимаю, что это не моё дело. Но всё же – какие отношения тебя с ним связывают? Извини, что я влез… Катце невесело фыркнул и опустил голову. – Я почему спрашиваю… У меня знакомый есть, недавно развёлся. Он, когда женился, просто сиял. Ты можешь смеяться, но последние недели Лерой мне его очень напоминал… с того времени, как ты поселился у него. Да ещё с бабами у него что-то не ладится… Ох, дьявол, я какую-то околесицу несу! Прости, Катце… – Не за что извиняться, Сим. И всё ты правильно угадал, – рыжий одним глотком допил своё пиво, подбросил кружку в воздух, ловко поймал её. – На Амои такие отношения в порядке вещей. Ты не думай, я не оправдываюсь. Я пытаюсь понять, что я делал не так. – Что-то я тебя не понимаю… – Да я сам себя не понимаю, Сим… У меня никогда не было столько всего сразу. Я вырвался с Амои, попал в эту клинику, получил возможность стать полноценным мужиком… есть от чего голове закружиться… И ещё – я впервые оказался в отпуске. А у Лероя – роскошный дом, и не нужно думать о хлебе насущном, и тебе всё на блюдечке поднесут. И Лерой – заботливый, как… Здесь говорят: заботится, как родная мать. А я своей матери не помню, но, наверное, похоже. Знаешь, я не привык, чтобы обо мне заботились. Вначале хотел найти работу, а потом махнул рукой… утешал себя мыслью, что скоро операция, чего дёргаться… А он, наверное, был бы рад, если бы я пришёл к нему в дождь или снег и попросил приюта. Он бы меня впустил, а потом не выпустил бы… – Он заставил тебя? Ну, в смысле… принудил? А ты отказался, и он тебя избил? Катце покачал головой: – Всё ещё хуже… Откуда-то издалека донёсся сигнал комма. – Извини, – сказал Симмонс, поднимаясь. Он отсутствовал не больше пяти минут, а когда вернулся, Катце поднял на него глаза и сразу понял, кто звонил. – Вот мерзавец! – прорычал толстяк, яростно крутанув краник на декоративном бочонке с пивом. В подставленную кружку хлынула янтарная струя. – Смотрит сквозь меня и голосом робота вещает: я знаю, что Катце у вас, Джей, дайте мне с ним поговорить! Я хотел сразу отключить соединение, но чувство было такое, словно я под гипнозом. Эти ваши блонди что, все такие? Симмонс с пыхтением устроился в кресле, сделал большой глоток и снова всплыл на поверхность, явив окружающему миру взлохмаченную голову. – Вот что я тебе скажу, рыжий. Я, конечно, не психиатр, но в какой-то мере психолог. Каждый уважающий себя врач немного психолог. А то! Короче, или эти ваши суперлюди на людей не похожи, или у Лероя едет крыша. Держись от него подальше… Да, ещё же операция на подходе! Вот засада! – А можно… ну, например, передать документацию и все эти ваши медицинские штуки в другую клинику? – Золотко, ты же был здесь менеджером – сам знаешь, технологии, интеллектуальная собственность, бла-бла-бла… Но я постараюсь проследить, чтобы ты сталкивался с ним по минимуму и на людях

Донна Роза: Лерой Кано закончил просмотр больничных карт и набрал номер, который недавно занёс в память своего комма. Человек на другом конце провода был вежлив и предупредителен. – Я отправлю вам всю необходимую информацию, - произнёс блонди, заканчивая разговор. – Я не намерен скупиться – при условии, что увижу первые результаты в ближайшее время. Об этих двух людях я хочу знать всё – куда они ходят, встречаются ли, и если да, то как часто, кто им звонит, о чём беседует. И если вы раскопаете что-то предосудительное в прошлом дамы – я плачу сверх оговоренной суммы. Он попрощался и разорвал связь. С голографической панели на него смотрел Катце – напряжённое лицо, чуть приподнятые плечи. Человек, готовый к обороне. Кано протянул руку, почти касаясь пальцами трёхмерного изображения. Пусть владелец сыскного агентства думает, что я хочу поймать с поличным неверную любовницу. Ты выбросил меня из своей жизни. Но ты очень наивен, если думаешь, что я потерял тебя из виду… Ты по-прежнему мой. Пивные посиделки незаметно превратились в негласную традицию. – Подожди, – вопросил Симмонс, многозначительно подняв палец, – ты сказал, что ушёл из-за женщины? Как-то я пропустил этот момент… Так ты обзавёлся дамой сердца? – Угу, – Катце отхлебнул пива. – И?! – Сим, ты любопытен, как женщина! – Много ты знаешь о женщинах… И то, что успел узнать, держу пари, узнал совсем недавно. Ну, давай, рассказывай! – Нечего рассказывать. Лерой позвонил ей, сообщил, что я его любовник. Она заблокировала мои звонки. – Красивая? Катце усмехнулся и выразительно поднял глаза к потолку. Выпитое пиво сделало его благодушным и разговорчивым. Даже злость и обида отошли на второй план. – Мы ездили верхом, представляешь, Сим?! Я сидел на лошади… потом, правда, всё равно упал. Она мне искренне сочувствовала, но я же видел – еле сдерживается, чтобы не засмеяться. Представляю, как я выглядел… – Это не слишком-то хорошо её характеризует, – наставительно проговорил Симмонс. – Да это было не больно… И вообще неважно. Важно то, что она – представляешь! – сказала, что хочет от меня ребёнка. – О-о… Да, парень, без операции тебе никуда… Слушай, а может, она решила, что ты богат? В этом городе полно охотниц за богатыми мужьями. – Я, по-твоему, похож на богача? Да те лошади, на которых мы катались, принадлежат ей! – И она не требовала от тебя никаких подарков? – Да ничего она от меня не требовала… Я ей в тот день подарил колечко – золотое, но совсем тоненькое, на большее денег не хватило. Катце вдруг расхохотался: – Ты не поверишь, Сим, какого я свалял дурака! Вместо камня я попросил вставить ма-аленькую флэшку – единственное, что обнаружил в кармане. И она приняла такой подарок, представляешь? – Так, – веско проговорил эскулап. – Она его тебе вернула? – Нет… – Значит, надежда ещё не потеряна. – Ты думаешь? – Катце поднял на приятеля сразу ставшие несчастными глаза. – Ну, конечно, она могла просто выкинуть твою флэшку… Но… не думаю, не думаю… Катце вздохнул и снова приложился к кружке.

Донна Роза: Лерой, не отрываясь, смотрел на экран. Там ничего не менялось. Катце по-прежнему сидел на подоконнике, привалившись к стеклу, и его тоскливый взгляд был устремлён куда-то в сгущающиеся сумерки. Ненужный комм валялся на столе. Внезапно блонди ощутил иррациональную ненависть к женщине, заставляющей Катце страдать. Нет, если бы она сейчас позвонила… Лерой не знал, как отреагирует, если она позвонит, не хотел даже думать об этом. Но смотреть на Катце было слишком больно. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, он вышел из комнаты. Ноги сами несли его по пустым в этот поздний вечерний час коридорам и переходам. Он понял, куда попал, только остановившись перед дверью палаты Катце. Точно такие же двери были справа и слева, и за ними совершалась своя таинственная, не касавшаяся его жизнь. А за этой – был Катце. Лерой повернул ручку. Монгрел не заперся – не видел необходимости. Конечно, Симмонс ведь пообещал, что постарается свести вероятность контактов своего друга с боссом до минимума. Вы не слишком-то хорошо меня знаете, Джей. Катце поднял голову. Какое-то время блонди и монгрел смотрели друг на друга. Потом губы Катце невесело дрогнули. – А-а… ты… Он развернулся и сел лицом к Лерою. – А я… вот… Последнее слово Катце произнёс шёпотом. Его кадык судорожно дёрнулся, и Лерою показалось, что в глазах Катце стоят слёзы. Не говоря ни слова, блонди подошёл к монгрелу и сел рядом с ним. Он не хотел прикасаться, не хотел навязывать себя, рука сама, независимо от воли хозяина, легла на плечи Катце – а спустя секунду Лерой понял, что обнимает рыжего. Ещё через мгновение тот оказался сидящим на коленях Лероя. – Катце… Жаркий выдох прямо в подставленные губы, а потом – поцелуй, неизбежный, как утоление жажды, тёмный, как падение в колодец, долгий, как целая жизнь. Пальцы монгрела вцепились в плечо блонди, сминая гладкую костюмную ткань, потом оторвались, сжались в кулак, так, что побелели костяшки – и с невнятным полувскриком- полувсхлипом Катце стукнул блонди по груди. Лерой заставил себя прервать поцелуй, чтобы перевести дыхание. Потом взял голову Катце в ладони, всмотрелся в растерянные, отчаянные карие глаза. – Тебе ведь тоже этого не хватало… Катце яростно замотал головой, упёрся лбом в плечо блонди и затих Время, казалось, застыло. Вечность спустя Лерой таки принудил себя протянуть руку и до упора вдавить в оконную раму одну из трёх кнопок на панели. Прозрачный стеклопластик за их спинами затуманился и потемнел. Блонди знал, что теперь со стороны парка окно палаты выглядит светящимся матовым прямоугольником. Всё правильно – кому какое дело до того, что происходит внутри? Осталось только запереть дверь. – Не уходи, – пробормотал Катце ему в шею, по-прежнему не разжимая пальцев. – Я… сейчас, малыш. Я сейчас. Блонди в три шага пересёк пространство между окном и дверью, торопливо провёл рукой по кнопкам замка. Потом обернулся, с глубинным внутренним ужасом ожидая увидеть, что Катце смотрит на него по-прежнему ненавидяще – и что всё было зря. Но встретил просто усталый потухший взгляд, и в груди что-то больно заныло – его рыжий никогда так не смотрел. Что ты ему наобещала, проклятая шлюха? Почему ты не выполнила своих обещаний? – Прости меня. Лерой опустился на пол перед Катце, между разведёнными коленями, обтянутыми трикотажем больничной пижамы, обхватил узкую талию, ладони чуть подрагивали, когда он стал гладить своего монгрела по спине. Катце уронил голову ему на плечо, а потом – блонди замер, боясь поверить – поднял руки и обнял за шею. – Я скучал, – прошептал Кано. Эти слова не выражали и малой доли чувств, но Лерой боялся оттолкнуть рыжего чрезмерной эмоциональностью. Он словно шёл над пропастью по мосту толщиной с волосок. – Я тоже, – тихим эхом отозвался Катце. Блонди глубоко вздохнул и поднялся на ноги, потянув монгрела за собой. Желание становилось мучительным, тело требовало разрядки, душа – успокоения. Катце поднял на него глаза и улыбнулся слабым подобием прежней улыбки. Длинные пальцы взялись за пояс лавандово-синего халата – Лерой вспомнил, как вместе с модельером просматривал специализированный каталог, прежде чем заказать первую партию одежды для пациентов. Они раздевались, глядя друг на друга, внешне спокойные, с похожими смущёнными усмешками на лицах. Всё так знакомо, всё это было тысячу раз – что изменилось? На блонди одежды было больше, но выпрямились они одновременно – а потом Лерой схватил Катце за плечи, рванул к себе, прижал, впился губами в его губы, без прежней нежности, жадно, требовательно, почти грубо. Он позабыл про все свои благие намерения, ему было наплевать, как это воспримет монгрел, телесный и душевный голод был слишком велик. Катце охнул, когда его швырнули на кровать лицом вниз. Обычно Лерой не любил такую позицию – во время занятий сексом он предпочитал видеть глаза рыжего, читать его чувства. Но сейчас это было неважно. Главное – ощущать его под собой, владеть им, сделать своим. Блонди только один раз пришёл в себя – и то на несколько секунд, – когда Катце дёрнулся от боли. Пришлось притормозить и вспомнить о такой прозе жизни, как смазка. Тюбик находился в кармане брюк, его ещё нужно было достать, и Лероя снова охватил страх – вот сейчас монгрел начнёт вырываться, сбросит его руки, выкрикнет злые непоправимые слова… Однако рыжий лежал неподвижно, блонди видел тёмно-рыжий затылок, худую подрагивающую спину, острые лопатки. Продолжая держать монгрела за плечо, он потянулся к брошенной на пол одежде… Дальнейшее память сохранила не общей картиной, а чередой стробоскопических вспышек.


Донна Роза: Вот он подкладывает ладонь под щёку Катце, поворачивая его лицо для поцелуя. Полуприкрытые глаза рыжего кажутся чёрными, губы – ярко-алые, распухшие. Он послушен, как ребёнок, и, когда Лерой укладывает его на спину, затуманенный золотистый взгляд говорит: да, ты действительно умнее, чем я, ты видишь дальше и соображаешь быстрее, да, ты можешь принимать решения за нас обоих, и это будет правильно… Вот они лежат, тесно – теснее не бывает – прижавшись друг к другу. – Ты простил меня? – тихо спрашивает блонди, и монгрел медлит, прежде, чем ответить. – Всё равно это всплыло бы… так или иначе, – наконец отвечает он, а в воздухе между ними повисает недосказанное окончание фразы. … Или не всплыло бы никогда, если бы не ты… – Нет смысла говорить об этом… Последние слова Катце – как точка, завершающая несостоявшийся роман с той, другой, и Лерой ликует в глубине души, потому что монгрел – его и только его… Вот он усаживает Катце себе на бёдра. – Тебе ведь понравилось ездить верхом? Давай, скачи… Руки сжимают тонкую талию, помогая ритмичным движениям. Рыжий закусил губу, лицо искажено болезненной гримасой, влажные от пота ладони скользят по груди блонди. О Юпитер, как медленно! Лерою мало этого. В какой-то момент он стискивает монгрела в объятиях, переворачивается с ним вместе, подминает его под себя – и завершает всё несколькими мощными толчками… Тело снова напряжено, как струна, наполнено бурлящей тёмной энергией. Блонди привстаёт, опираясь на локти, нависает над монгрелом, резким движением головы отбрасывает волосы на одно плечо, наклоняется, целует. Его язык скользит по сомкнутым губам Катце, принуждая их раскрыться. Монгрел чувствует силу желания блонди, карие глаза распахиваются, он сжимает локти Лероя, пытаясь остановить, и шепчет: – Хватит… Я больше не могу… Ему действительно было плохо – хоть и не так, как в первый раз. Лерой, кляня себя последними словами, на руках отнёс Катце в ванную, где вымыл его и вымылся сам, потом таким же образом оттранспортировал обратно. За окном было совсем темно. Катце бледно улыбнулся, когда его накрыли одеялом. – Что теперь? Снова будешь травить меня таблетками? Блонди, застёгивавший рубашку, на мгновение замер. Просить прощения было бессмысленно, оправдываться – тоже. – У этого средства избирательное действие и минимальные побочные эффекты. Ты пока не вставай, я сейчас приду… Впрочем, он сильно сомневался, что Катце послушается, и точно – по возвращении рыжий нашёлся в ванной, где разглядывал себя в зеркало. – И как я… объясню Симу хотя бы вот эти засосы? Ты специально выбрал вечер перед операцией? Лерой поморщился: – Так получилось. А теперь просто выпей две капсулы и ложись спать. Катце послушался, хотя проглотил лекарство с таким видом, будто принимал змеиный яд. Блонди сел на край постели, потрогал его лоб, потом взял руку рыжего в свои ладони… Он просидел так, наверное, около часа. – Всё в порядке, Лерой, – послышался голос Катце, и блонди вынырнул из полудремотного состояния. Рыжий, закутавшись в простыню, сел рядом с ним. – Иди к себе. Уже совсем поздно. – Ты меня гонишь? – Кано попытался не показать, что эти слова причинили ему боль. – А ты собрался здесь ночевать? – в вопросе прозвучала усталая насмешка. – Персонал твоей клиники тебя точно не поймёт. Блонди взглянул на монгрела, тот не отвёл глаз. Потом потянулся к Лерою и поцеловал его – сам. – Иди, блонди. Мы же увидимся завтра? – Конечно. А ты ложись спать. На губах Катце промелькнула быстрая усмешка. Может, хватит меня пасти? Блонди поднялся на ноги, пошёл к двери. На пороге оглянулся. Катце смотрел на него – без злости, по-прежнему чуть улыбаясь. – Иди, Лерой. Со мной правда всё в порядке. Блонди со вздохом открыл дверь и вышел в коридор.

Донна Роза: Он завернул за угол и увидел черноволосую молодую женщину в вишнёвой блузке, джинсовой юбке с бахромой и ковбойских сапожках, выходящую из лифта. Их взгляды встретились, высекая искры, словно две старинные рапиры. Невозможно было притвориться, что они не заметили друг друга. Тонкие ноздри женщины презрительно затрепетали, в чёрных глазах блеснуло что-то похожее на торжество. Почему она так смотрит? Что ей здесь надо?! Только попробуй остановить меня, сказал её взгляд. Она осторожно обошла застывшего Лероя, в какой-то момент оказавшись так близко, что он ощутил запах её духов. Он не мог позволить этой женщине встретиться со своим Катце. Она тут лишняя. – Мисс…(как ее фамилия?) – голос блонди звучал холодно, однако без излишней надменности. Сейчас это ни к чему. Женщина вздрогнула, обернулась. – Что вы хотели? – Странно видеть вас в моей клинике в столь поздний час, – заметил Лерой. – Мне…, – она, казалось, смутилась. – У меня было дело к доктору Симмонсу. Я же его пациентка. Щёки Долорес порозовели. Невозможно было не заметить, что она взволнована. Когда он сделал шаг в её сторону, Долорес отпрянула, словно опасаясь насилия с его стороны. – Нам нужно поговорить, – произнёс Кано. – О чём? – в её голосе звучала насторожённость. – Мне надо объяснить? – Как же любят притворяться эти самки! – О ваших отношениях с Катце Райтхэном. Лицо Долорес вспыхнуло. Лерою показалось, что она вот-вот выпалит что-то оскорбительное, но молодая женщина промолчала, презрительно скривив рот. – Мы будем говорить здесь? – спросил он. – Или вы предпочитаете у меня в кабинете? – В вашем кабинете? – Долорес оживилась. – Ну что ж. Идёмте. И, развернувшись, она уверенно направилась по коридору, почти обгоняя Лероя. Она соврала, что пришла на встречу с Симмонсом. Палата Катце – в другом крыле, значит, она хотела видеть меня. Зачем? Долорес остановилась у двери, ожидая пока он откроет. Ожидая с нетерпением. Зашла в кабинет, осмотрелась, изучая обстановку. Витрина со старинными хирургическими инструментами явно привлекла ее внимание. С каким удовольствием она вонзила бы мне в горло ланцет… – Я вас слушаю, – хрипловато произнесла женщина. – Вы долгое время не отвечали на звонки мистера Райтхэна, – напомнил Кано. – А теперь явились сюда сами. Вам не стоит с ним встречаться: он уже смирился с расставанием. На секунду ему показалось, что эта самка кинется на него, словно дикая кошка. С её губ слетело короткое испанское слово. Кано не знал испанского, но о смысле слова догадаться мог. Она стискивала пальцы и теребила золотое колечко с перламутровым кабошоном. Он сделал паузу, давая ей время немного успокоиться: ведь если даже сейчас вытолкать ее из клиники силой, она может позвонить рыжему и наговорить лишнего. Надлежало перейти к дипломатическим методам. – В своё время вы предложили Катце родить ему ребёнка, – напомнил Лерой. – Это подействовало. Скажите, это просчитанный ход или пресловутая женская интуиция? – Я ничего не просчитывала, – губы Долорес сжались. – Я говорила искренне. – Значит, это ваше настоящее желание – иметь ребенка? Неужели слабое место найдено? Долорес вздрогнула, удивленно взглянула на него, кивнула. – Я могу сделать вам хорошее предложение, – как можно мягче проговорил Лерой. – Женщины рожают детей. Дети растут, взрослеют… Но в каждом из них – миллионы бракованных клеток. Генетические сбои чреваты физическими болезнями, психическими отклонениями и прочими проблемами. Представители среднего класса полагают, что от этого никто не застрахован. Но это не так. Богатые люди поступают по-другому. Они прибегают к искусственному оплодотворению с полной выверкой генома. Стоит такая процедура недёшево, но я могу произвести её для вас бесплатно. И через девять месяцев вы родите красивого, здорового, умного, талантливого малыша. Разве это не то, о чём вы мечтаете? Долорес напряглась, глаза её расширились. – А взамен? – выдохнула она. – Взамен вы пообещаете не видеться больше с Катце. – И вы дадите гарантии? – насмешливо произнесла молодая женщина. Лерой кивнул. – Мы подпишем контракт. В нём будут оговорены все мои обязательства. Вам это не будет стоить ни кредита. Долорес опустила голову, словно в раздумье. – А текст договора…, – прошептала она. «Сработало!» – подумал Лерой. Он быстро нашёл нужный файл на лэптопе и развернул к ней экран. – Можно поближе? Мне не видно, – еле слышно произнесла Долорес. – Я близорука. – Генетическая неисправность, – заметил Лерой, поднимаясь с кресла. – Можете сесть на мое место, тут долго отсоединять провода. Женщина поднялась и заняла его кресло. Её всю трясло. Лерой отвернулся, не желая наблюдать за агонией чужой гордости. Когда он снова взглянул на Долорес, она уже полностью успокоилась. – Я приняла решение, мистер Кано, – отчётливо проговорила она. – Я – католичка, и моя религия запрещает мне прибегать к искусственному оплодотворению. Если я стану зачинать ребенка, то сделаю это старым традиционным способом. От любимого человека. И в вашей помощи мы нуждаться не будем. А сейчас, с вашего позволения, я пойду. Лерой опешил. Что взбрело в голову этой самке? Только что она казалась подавленной, почти покорной – и вдруг… – Думаю, вы заблуждаетесь, считая, что Катце всё ещё любит вас, – жёстко произнес он. Ответ был похож на змеиное шипение: – Это вы заблуждаетесь, мистер Кано, полагая, что я всё ещё люблю Катце…

Донна Роза: Катце какое-то время сидел на кровати, кутаясь в простыню. Его немного лихорадило, но это состояние потихоньку проходило. Спать не хотелось, валяться просто так не хотелось тоже. Он подумал, что можно выключить свет и смотреть на ночной парк. А утром его разбудят и начнут готовить к операции. Сидеть в простыне было зябко. Катце огляделся и обнаружил свой халат, небрежно брошенный на стул. Потом взгляд упал на стол, в центре которого лежал так и не зазвонивший комм. Приглядевшись, рыжий увидел, что средство связи просто отключено, а вот когда он это сделал, вспомнить не смог. Впрочем, сей факт уже не играл никакой роли – если Долорес не позвонила в течение дня, глупо рассчитывать на звонок в такой поздний час. Когда он завязывал пояс халата, от двери раздался голос: – Ты представляешь собой крайне интересное и познавательное зрелище. Катце как будто ударило током. На пороге палаты стояла Долорес, ослепительно красивая в своём ковбойском наряде, смотрела на него, и её яркие губы кривила брезгливая усмешка. Он не видел её полмесяца. Он забыл, насколько она хороша. Он не имел права даже смотреть на эту красоту – не имел с самого начала, хотя позволил себе на что-то надеяться, меченый идиот, кастрированный кретин. В огромных чёрных глазах он прочёл отражение своих мыслей и сразу ссутулился. – Я пыталась дозвониться до тебя, – казалось, она с трудом удерживается от попытки зажать себе рот рукой, словно в приступе тошноты. – Я добралась до доктора Симмонса, у него выяснила, где ты находишься. Я приехала в эту проклятую клинику. Приехала с одной мыслью – попросить прощения. Я! У тебя! Меня не хотели пускать – сказали, что слишком поздно. Я узнала аэромобиль этого… Она сделала паузу, словно ей не хватало воздуха. При одном упоминании о Лерое её голос задрожал от отвращения. – Я поняла, что этот… он тут, сослалась на то, что разыскиваю его. Меня пропустили. Я нашла твою палату. Она снова замолчала. Глаза сухо блестели. – Вы бы хоть запирались… на время своих… игр… – Что? – севшим голосом спросил Катце, хотя уже всё понял. Чёртов блонди, идиот, ты же закрывал дверь на замок, я видел собственными глазами! Значит, не закрыл. – Хорош… Ты на своё лицо и шею в зеркало смотрел? Знаешь, наблюдать за вами было очень интересно. Мерзко и притягательно одновременно. Хотя, конечно, видеть, как твой парень лежит под мужиком – это на любительниц. В конце концов я не выдержала, закрыла дверь и ушла. Думала, меня вырвет. А потом подумала, что он… честнее, чем ты. Он сразу расставил все точки над «и». А ты пытался строить из себя натурала. Её сухой резкий смех был похож на звук рвущейся бумаги. – Видел бы ты своё лицо в тот момент! Я почему-то думала, что кастраты не могут получать сексуальное удовлетворение, но, видимо, ошибалась. Ты… Она замолчала на мгновение, не решаясь произнести эти неприличные, вульгарные слова. – Ты кончал под ним, как женщина. Я тебе даже немножко позавидовала – этот… он, наверное, очень хорош в постели. О его внешности я вообще молчу. Вы с ним, кстати, красиво смотритесь. Забавно, что активную роль в вашем… дуэте играет парень с таким девичьим личиком и длинными волосами. Катце обнаружил, что смотрит куда-то в пол и грызёт костяшки пальцев сжатой в кулак правой руки. Она вдруг шагнула к нему и втянула ноздрями воздух. Снова сухой смешок. – Ты даже пахнешь им. Я узнала запах его одеколона. Какая гадость… Что-то со звоном упало на столик. – Держи. Мне это больше не нужно. На гладкой столешнице лежал тоненький золотой ободок с флэшкой вместо камня. – Ты для меня больше не существуешь. Цоканье каблучков, щелчок закрывшейся двери. Катце, шаркая ногами, как старик, добрался до постели и упал на неё. В голове ночной бабочкой билась единственная мысль. Пережить завтрашний день – а дальше всё будет по-другому… Только пережить завтрашний день… За окном спал парк, на который он так и не посмотрел.

Донна Роза: … Катце тупо глядел на дверь, за которой скрылся Симмонс, и никак не мог переварить услышанное. Парень, прости, операция не состоится. Твой имплантат сгорел. Неправда! Катце вскочил, сжимая кулаки. – Сим!!! Яростный вопль прорезал приглушённый шум утренней больничной суеты. Симмонс обернулся. Катце промчался по коридору, затормозил около доктора и схватил его за лацканы белого халата. – Сим, скажи, что это ложь! Я слишком долго ждал, чтобы это было правдой! – Это правда, рыжий, – Симмонс начал нервничать, потому что на них уже оглядывались.– Сработала система биологической защиты, потому что поступил сигнал «Эпидемиологическая опасность». Сгорел не только твой имплантат – все органы для пересадки в той секции превратились в уголь. Мы ничего не можем понять. С минуты на минуту ждём представителей страховой компании – они везут своего эксперта. Если сумеем разобраться, страховка покроет неустойку… я надеюсь. Господи, а ведь на ближайшие дни были назначены две полиорганные трансплантации! Лерой снимет шкуру с наших компьютерщиков! Катце окаменел, уронив руки. Лерой. Зачем тебе так нужна эта операция? Я люблю тебя таким, какой ты есть. Разве тебе плохо со мной? Молодец, блонди. Ещё раз доказал тупому монгрелу, что лучше, чем с ним, тому ни с кем не будет. И его, разумеется, не волновало, что кто-то там увидит следы, оставленные им на теле монгрела. Знал, что смотреть будет некому, потому что операция не состоится. Знал. Знал. Он всё знал заранее. Какой же ты хитрый сукин сын, блонди… Не мытьём, так катаньем, да? Выждал, выбрал момент, пришёл именно тогда, когда монгрелу было до такой степени хреново, что хоть вешайся. Пришёл… утешить, приласкать, показать: смотри, она тебя бросила, а я – нет. Тварь, белобрысый ублюдок, хладнокровная расчётливая рептилия с компьютером вместо сердца… Ну ладно, тупой монгрел тоже может кое-что объяснить. Симмонс с удивлением посмотрел вслед Катце, который вдруг сорвался с места и понёсся в противоположном направлении, едва не сбивая попадавшихся ему навстречу людей.

Донна Роза: Доктор Кано просматривал совместный отчёт главного техника и системного администратора клиники, когда из приёмной донеслись громкие голоса, а потом дверь резко отъехала в сторону, и на пороге возникла знакомая долговязая фигура. Блонди привстал в своём кресле. Изящные золотистые брови чуть сдвинулись, в глазах появилось выражение лёгкого недоумения и тревоги. Длинные пальцы крепче сжали подлокотники. – Катце? Что… – Простите, доктор, я не могла его удержать! – выкрикнула Клэр из-за спины монгрела, тщетно пытаясь оторвать его руку от косяка. – Господин Райтхэн, подож… – Всё в порядке, Клэр, – Лерой порадовался, что хорошо контролирует свой голос. – Я приму господина Райтхэна. Закройте, пожалуйста, дверь. Потом было несколько секунд полной тишины. – Тварь, - тихо и отчётливо произнёс Катце. – Ненавижу. Лерою показалось, что на него обрушился потолок – всей тяжестью большого трёхэтажного здания. До этой минуты он не знал, что негромкий человеческий голос может убивать. Теперь узнал. – Катце… – Доволен? – шипящим шёпотом спросил монгрел. – Только что же ты не подумал о второй попытке? Или ты будешь методично уничтожать один имплантат за другим? Так ведь твоя клиника не единственная на этой планете… Он стоял в шаге от двери, одетый в синюю больничную пижаму, взъерошенный, с пылающим лицом и яростно горящими глазами. Сказанное им было настолько бессмысленным, что Кано готов был рассмеяться… и не мог – слова резали, как ножи. Словно защищаясь, блонди выставил перед собой руку. – Катце, о чём ты говоришь? Монгрел, казалось, на секунду потерял дар речи. А Лерой смотрел на него, будучи не в силах ничего поделать с идиотской улыбкой, наползающей на лицо, и понимая, что эта улыбка заводит рыжего ещё сильнее. – Раньше ты хотя бы не врал, – зло выплюнул Катце. – Делал гадости – но, по крайней мере, открыто. Как ты тогда сказал – воздух Терры разлагающе действует на выходцев с Амои, да? Лерой чувствовал, что ему отказывает элементарная логика. Он всё утро разбирался с чрезвычайным происшествием в лаборатории, пытаясь свести концы с концами – но данных не хватало. Налицо был только результат – целая секция уничтоженных имплантатов, призрак десятка судебных исков, грядущее разбирательство со страховщиками, осязаемая вероятность скандала и ощутимые финансовые потери. Появление Катце стало последней каплей. – В чём ты меня обвиняешь? Раз уж ты ворвался в мой кабинет, изволь внятно объяснить свои претензии. Глаза рыжего на мгновение расширились – ледяной тон блонди срабатывал на уровне безусловного рефлекса. Сам того не замечая, рыжий дотронулся пальцами до изуродованной щеки. Лерою стало ещё больнее. Прости, малыш, но ты меня вынудил… Иначе я сломаюсь – ты слишком хорошо знаешь, куда и как бить. – В чём обвиняю? Ты хочешь услышать, как я это озвучу? Сам стесняешься? Или для тебя это такой пустяк, что ты про него уже забыл? Кано видел, как сжимаются и разжимаются кулаки Катце. – Озвучь, я хочу знать, в чём я виноват. И, честно говоря, я не понимаю, почему ты здесь в это время, – ты должен быть на операции. – На операции?! – Катце задохнулся. – Ты же прекрасно знаешь, сволочь, что операция не состоялась, потому что сегодня – ну, разумеется, чисто случайно, – был уничтожен мой имплантат! Только теперь Кано связал ЧП в лаборатории с порядковым номером некоего выращенного органа. Несколько мгновений он смотрел на монгрела расширившимися глазами, потом медленно и отчётливо произнёс: – Катце, я не уничтожал имплантат. Слово блонди. В ответ послышался резкий неприятный смех. – Блонди и соврет – недорого возьмёт. Тем более монгрелу. Скажи, тебя так сильно уедало то, что я стану полноценным мужиком? У тебя стоит только на кастратов? Потому ты и выписал себе фурнитуров с нашей долбаной родной планетки? Они тебя утешали, когда я ушёл, да? Как – оба сразу или по очереди? С бабами сам не можешь – и мне не дал? Какой же ты лицемерный урод! – Замолчи, – неповинующимися губами проговорил блонди. – Немедленно. – Иначе что? Размажешь меня по стенке или выбьешь мной эту дверь? Хотя нет, я знаю – ты меня трахнешь прямо на этом столе. Чтобы полукровка-кастрат не замахивался на то, что ему не по чину. Ну давай, давай, блонди, докажи, что ты крут! Кано не помнил, как перепрыгнул через стол – просто секунду спустя уже стоял перед Катце, а ещё секунду спустя тот летел куда-то в угол, и на его шее выступали красные пятна – следы железных пальцев блонди. Снова наступила тишина. Абсолютная. Ватная. Я оглох. Катце пошевелился и начал собирать себя в сидячую позицию. – Сам виноват, – хрипло сказал он и закашлялся. – Должен был помнить, что фурнитуры для блонди – не люди… Новый приступ кашля. Потом рыжий поднял на Лероя глаза – в них не было ненависти. Было какое-то бесшабашное веселье. Равнодушное веселье человека, который оценил ситуацию и понял, что ему, в общем-то, больше нечего терять, и даже враг измерен, взвешен и найден лёгким. Скажи снова, что я сволочь. Скажи, что ты меня ненавидишь. Да говори, что хочешь, только не надо этого безразличия… – Я люблю тебя, – в отчаянии сказал блонди. Позади него на столе запиликал сигнал вызова, но с таким же успехом он мог звучать в параллельной вселенной. – Правда? – брови Катце насмешливо приподнялись. – Чем докажешь? Я, видишь ли, больше не верю словам. – Какого доказательства ты ждёшь? Катце снова начал кашлять. Приступ утих, рыжий вытер рот тыльной стороной руки и поднялся с пола. – Отрежь себе член, – спокойно сказал он. – Стань как я. Тогда я тебе поверю, и мы сольёмся в экстазе, два кастрата – блонди и монгрел. Блонди чуть улыбнулся. – Это все условия? Или есть ещё что-то? – Все, все, – успокоил его Катце. – У тебя даже есть преимущество – ты знаешь, что в любой момент можешь вырастить себе замену. Пацаны, назначенные в фурнитуры, такого утешения не имеют. – Чем производилась операция? Лазером или скальпелем? – Для тебя это принципиально? Скальпелем в манипуляторе медицинского андроида, под местной анестезией. – Хорошо. Блонди шагнул к стенной нише, забранной небьющимся стеклопластиком. Там находился его персональный маленький музей – раритетные хирургические инструменты, которые он начал собирать, обосновавшись на Терре. Катце с любопытством следил за его действиями. Кано прекрасно понимал, что монгрел ему не верит. Монгрел не верил ему никогда. Но теперь поверит. Просто будет вынужден. … Прозрачная панель с тихим шорохом отъехала в сторону. Звякнул металл. Послышалось характерное «вжик» расстёгиваемой «молнии». Как тихо… …- Твою мать… Ты, придурок, ты что… Лерой… Лерой!!! Кровь медленно засыхала на его одежде. Надо бы пойти домой… куда… домой… к Симу… помыться и переодеться. Лерой уже вне опасности: у блонди организм крепкий. Он в надежных руках Сима. Вытащат. Но Катце почему-то не уходил. Он сидел, опустив голову, тер пальцы друг о друга, наблюдая, как запекшаяся кровь скатывается в шарики и осыпается на пол. С Лероем все будет в порядке. Это точно. Все будет в порядке. Он несколько раз повторил эту фразу про себя. Дверь операционной открылась, из нее показался Симмонс. Катце вопросительно вскинул голову. – Поправится, – бросил тот. – Объясни мне: что творится? Все с ума посходили? Сначала у нас горит секция, потом глава клиники, вместо того, чтобы разбираться с прессой и страховщиками, пытается сам себя кастрировать… Симмонс вздохнул. – На пару миллиметров левее… – И? Где-то там проходит артерия, вспомнил Катце. – И пришлось бы ему имплантат растить, как и тебе, – устало огрызнулся Симмонс. – Ну и игры у вас, ребята… «На пару миллиметров левее?» – повторил про себя Катце. Этот чертов блонди опять провел его? Снова все рассчитал? – К нему можно? – бесцветным голосом спросил рыжий. – Можешь зайти, – кивнул Симмонс. – Сейчас очнется. Катце переступил порог. Бледная кожа, закрытые впалые глаза, заострившиеся черты… Лероя можно было бы принять за труп, если бы не волнистые светящиеся дорожки на экранах маленьких мониторов. – Ты как? – мрачно спросил Катце, – Я слишком хорошо знаю, из чего сделаны блонди, чтобы поверить, что ты все еще в отключке. Лерой медленно открыл глаза. Что-то в его лице не так. – Сим тебя зашил, – проговорил Катце. – Всё будет хорошо… Скажи, ты ведь всё рассчитал? Ты игрок. Считаешь, что теперь я кинусь тебе на шею? Сим сказал – если бы на пару миллиметров левее… А ты слишком хороший хирург. Я знаю, какая у вас, у блонди, реакция… Думаешь я клюну? – Вон! – прервал его сбивчивую речь хриплый голос. – Что? – Катце осёкся. – Вон отсюда, – лицо Лероя оставалось неподвижным, только бледные губы шевелились. Это производило жутковатое впечатление. – Я уйду! – с вызовом ответил Катце. – А почему бы и нет? И тут он понял, что изменилось в этом гордом и прекрасном лице. Глаза! Они больше не были сияющими и голубыми. Радужная оболочка приобрела тусклый оттенок скопившейся пыли.

Донна Роза: Симмонс выглядел удивлённым. – Лерой распорядился отдать все твои анализы и образцы клеток в другую клиники. Конкурентам. Ну у тебя и методы уговаривать! Катце оставил выпад без внимания. – Что с ним, Сим? С глазами? – А что? – недовольно откликнулся Симмонс. – Ну, они у него серые. – А-а, – отмахнулся тот. – Бывает. Нарушается пигментация радужной оболочки глаза. От сильного стресса… от усталости… Переизбыток негативных эмоций… Учитывая, как сегодня начался день… – Сим, – перебил его Катце. – Но ведь это он уничтожил мой имплантат. Это он отправил сигнал эпидемиологической опасности… Симмонс уставился на него, как на умалишенного. – С чего ты взял? – Ты же сам говорил мне, что у него какая-то форма помешательства! – Катце почти кричал. – Он ревновал меня к Долорес. Он хотел во что бы то ни стало расстроить наши отношения. Он… Он был у меня ночью. Мы занимались сексом… я твердил ему о засосах. А он отмахивался, он точно знал, что никто их не увидит, потому что операции не будет! – Чёрт! Да ты совсем сбрендил! – последняя фраза взбесила хирурга. – Да, Кано с тараканами в голове, но не настолько, чтобы ставить под удар репутацию клиники. Думаешь, один твой импантат сгорел? Если бы! Целая секция сгорела, понимаешь?! А там органы поважнее будут… Ты можешь подождать, а вот когда речь идет о сердце или печени… Симмонс достал платок и вытер вспотевший лоб, – Мы не можем понять, откуда пришел сигнал об эпидемиологической опасности. Почему остальные системы не сработали? Ведь не за одну секунду же всё произошло! И вообще творится чёрт знает что! Страховая компания расследование проводит! Талдычат нам что-то про вирусную атаку… чего только не придумают лишь бы страховку не платить. Так ещё не хватало, чтобы руководитель клинки себя кастрировал! Если об этом узнают… может, его и не упекут в психушку, но ни один нормальный человек к нам больше не ляжет…, У Симмонса перехватило дыхание. Он тяжело опустился на стул, уронил голову на руки. – Устал, как собака! Мне уже давным-давно пора быть дома, ужинать… Жена волнуется! А вы с Лероем заняты только собой, малохольные... У вас на Амои все такие, скажи мне? Катце не успел ответить – к ним подошла медсестра, вид у нее был смущённый и испуганный: – Простите меня, доктор Симмонс. Но там опять что-то случилось: температура в секции 14-51 начинает подниматься. И техники не могут понять, в чём дело… Симмонс изменился в лице. – Ещё один? Снова?! Сердце у Катце нехорошо ёкнуло. – Вирусная атака, – повторил он, вспоминая последнюю встречу с Долорес. …как она швырнула ему кольцо… Мне оно больше не нужно! Не нужно? Тогда он решил, что речь идёт о чувствах, но только ли это она имела в виду? Теперь это колечко лежало в его нагрудном кармане: золотой ободок с вмонтированной вместо камня флэш-картой. Поэты пишут возлюбленным стихи, художники рисуют их портреты, астрономы называют их именами звёзды – а что мог предложить хакер? Он вспомнил тот разговор … – Ты даже не представляешь, какое мощное оружие носишь на пальчике. Если когда-нибудь у тебя появится враг… …– Я буду знать, что делать!.. … она смеётся… – Сим, дай я посмотрю, я же хакер, – хриплым голосом предложил Катце. – Я, кажется, догадываюсь, в чём дело.

Донна Роза: Следующие полчаса он не думал ни о любви, ни о ревности, так как был занят исключительно работой. Катце вводил код за кодом, пароль за паролем, обезвреживая собственное детище. Программисты клиники, завороженно следили за его длинными пальцами, метавшимися по клавиатуре. Иногда кто-нибудь толкал в бок коллегу и восхищенно хмыкал. Поначалу его приняли в штыки: мрачный осунувшийся тип в залитой кровью больничной пижаме, едва прикрытой медицинским халатом. «Наш пациент, мистер Райтхэн – один из крупнейших специалистов в этой области. Он выразил готовность помочь. Не обращайте внимания на его вид: лопнула колба с кровезаменителем», – на ходу объяснил Симмонс. Теперь хирург стоял в некотором отдалении. Он почти ничего не понимал в мелькающих на экране строчках, зато лица персонала говорили ему о многом. Опасность миновала. – Всё, – объявил Катце, оторвавшись от экрана. – Больше ничего не сгорит. Врач молча кивнул. – Кажется, – вздохнул Симмонс, когда они вышли в коридор, – тебе есть что мне рассказать.

Донна Роза: – Я писал их чаще всего для развлечения, иногда использовал против конкурентов. Это лучше, чем устраивать перестрелку. Данный вирусняк – не самый убойный, но его труднее всего поймать. Неуловимый. Этим он мне больше всего и нравился. Если бы заразить им Юпитер… – К чёрту Юпитер! – фыркнул Симмонс. – Да, извини, отвлёкся, – Катце потер виски. – Долорес знала, что он опасен, но не могла даже подозревать, что именно случится. Да я и сам бы вряд ли смог спрогнозировать… Он запнулся. – Вы будете подавать на неё или на меня в суд? – Не знаю, решать будет Лерой, – пожал плечами Симмонс. Катце горько усмехнулся. – Короче, Сим, я уничтожил все следы вируса в сети. Показаний против Долорес давать я не стану, учитывая… – Учитывая, что среди сгоревших был и твой имплантат – шансов выиграть дело у нас мало, – подытожил Симмонс. – Я тебя понял. Мог бы и не беспокоиться так: не думаю, что Кано затеет процесс. Катце опустил голову. Совсем недавно он обвинил Лероя. Потом, на какой-то миг ему показалось, что во всем виновата Долорес… А на самом деле причина всех бед – он сам. Он же видел, что она за человек – гордая, порывистая, импульсивная. Ну как можно было давать ей в руки такое опасное оружие? – Прости, Сим, – пробормотал он. – Я во всем виноват.

Донна Роза: Симмонс настоял на том, что сам расскажет обо всем Лерою. Узнав правду, тот лишь тихо рассмеялся. - Она сделала это прямо у меня на глазах! Ни о какой передаче материалов в другую клинику речи больше не заходило. Катце буквально прописался в палате у Лероя. Поначалу тот делал вид, что его не замечает, хотя и не выгонял. Просто лежал, отвернувшись к стене. Катце тоже молчал, чувствуя себя виноватым. Однажды, проснувшись ночью, Лерой увидел, что тот сполз со стула и спит, сидя на полу и откинув голову на матрас. Во сне он болезненно морщился: металл рамы впивался в шею. Осторожно, чтобы не разбудить, Лерой приподнял голову монгрела и подложил под нее конец одеяла. Катце улыбнулся во сне. - Интересно, все монгрелы такие упрямые? – пробормотал Лерой. - Мы просто жутко тупые, - не открывая глаз, ответил Катце. Лерой нашёл его руку, сжал обеими ладонями и снова заснул - самым спокойным за последнее время сном.

Донна Роза: Господин Лерой, к вам гостья, – доложил, входя и кланяясь, Оливер. Доктор Кано удивился – он никого не ждал сегодня. Катце уехал на собеседование по поводу работы. Дежурство самого Лероя начиналось в девять вечера, а сейчас не было ещё и трёх часов пополудни. Блонди посмотрел на свой комм. Желание услышать голос Катце становилось нестерпимым. – Пригласи её в гостиную, – велел он фурнитуру. Тот ещё раз поклонился и вышел. Лерой ожидал чего угодно – но только не того, что виновница всех последних передряг будет оценивающе рассматривать голографический водопад в углу. Сам блонди наивно полагал, что человек, виновный в полудесятке отложенных серьёзных операций (две из них были мультиорганными, и один пациент клиники, не дождавшись трансплантации сердца и почки, умер), будет сидеть тише воды ниже травы. Любой другой, но не эта женщина. Лерой поймал себя на мысли, что невольно восхищается ею. Её непредсказуемостью, её сокрушительной ненавистью, её умом. Да, теперь он признавал за ней страстный изобретательный ум. Что касается коварства… разве оно присуще только женщинам? Вдобавок она его переиграла, и теперь Лерой испытывал к ней нечто вроде уважения. Да, можно понять, почему ради неё Катце решился на разрыв. Да, ещё одно интересное открытие – она перестала быть для него «самкой». Самки остались на Амои – девчонки-пэты, безмозглые куклы, красивые тела без капельки мозгов, предназначенные для спаривания и выведения породы. - Чем могу быть полезен? – учтиво осведомился блонди. Молодая женщина резко обернулась. Эстет в глубине души, Лерой не мог не признать, что монгрелка очень хороша собой. Её вызывающий наряд – алая шёлковая блузка с полами, завязанными узлом на животе, и короткие узкие брючки чёрного цвета – подчёркивал экзотическую креольскую красоту. Смоляная грива, не удерживаемая никакими заколками, рассыпалась по спине. Лерой вспомнил свою последнюю встречу с ней. Вот стерва, почти восторженно подумал он. Это же надо иметь наглость прийти в дом человека, который по её вине чуть не стал кастратом! – Так чем я могу быть вам полезен? Тонкие ноздри гневно затрепетали. – Мне сообщили, что вы отказались подавать иск против меня, - сквозь зубы проговорила Долорес. – Я хочу знать, почему. Блонди потребовалась пара секунд, чтобы переварить услышанное. – Мне показалось, я уловил в вашем голосе упрёк, – по-прежнему учтиво произнёс он. – Понимать ли это как сожаление, что вы не попали в тюрьму? – Да! – выкрикнула гостья, сжимая кулаки и делая шаг вперёд. – Из-за меня один человек умер, а другой находится в коме! Я поддалась чувству мести и причинила тяжкий вред. Я знаю, что должна быть наказана! Я отсидела сутки в камере предварительного заключения, потом мой адвокат внёс залог, меня выпустили, запретив на километр приближаться к вам и вашей клинике… И на этом все закончилось! Теперь она стояла прямо перед Лероем, а тот пытался уловить в её словах хоть какую-то логику. Попытка результата не принесла. – Я думала, меня будут судить, и я смогу искупить свою вину. Но даже родственники умершего отказались затевать судебный процесс. Я хочу знать, почему! – Престарелый джентльмен не успел профукать своё немалое состояние, – чуть улыбнувшись, ответил блонди. – А собирался. Его племянник с семейством, я полагаю, благодарят судьбу за ту злосчастную случайность. – Злосчастную? Случайность?! – вскипела Долорес, – Мы оба знаем, что это не случайность – я совершила преступление! – А полиция не знает, – подчёркнуто равнодушно заметил блонди. Долорес резко отпрянула. – Господи, как же я сразу же не поняла! – воскликнула она в ярости. – Я столько прочла про амойскую элиту, а до сих пор не сообразила: вы просто не желаете публично признать, что мне удалось вас провести. Так? Я ведь запустила вирус почти что у вас на глазах… А вы ничего не поняли и не заметили! Лерой усмехнулся. – Вы показали себя достойным противником. Было бы… просто пошло оправлять вас в тюрьму. – Ах ты, чёртов манекен! Ты ещё издеваешься надо мной! – и с этими словами она залепила ему пощёчину – единственную, которую он пропустил. Потом блонди просто взял ей за плечи и держал на расстоянии вытянутой руки, не позволяя приблизиться ни на шаг, хотя у неё были явные поползновения вцепиться ему в лицо. – Сволочь! Сделал мне одолжение! – бушевала Долорес, полосуя ногтями его руки. – Отнял всё – и ещё смеет играть в благородство!

Донна Роза: Лерой поморщился – наносимые ею царапины оказались довольно болезненны. А число все время прибавлялось. Поэтому он лёгким, точно рассчитанным движением толкнул Долорес в кресло, а сам развернулся и пошёл на кухню за спиртом. По возвращении он застал её плачущей в том же кресле. Всё происходило почти беззвучно, только подрагивали обтянутые ярким шёлком плечи. Теперь она казалась слабой и беспомощной, напоминая замученную девчонку-пэта после шоу. Блонди почувствовал себя неуютно – он не имел представления, как себя вести в подобных случаях. После некоторого раздумья он принёс – опять же из кухни – несколько бумажных полотенец, подошёл к креслу и опустился рядом на корточки. – Вот, возьмите… Долорес подняла голову, взглянула на него, на полотенца, выхватила их и принялась драть на мелкие полосы. Лерой опешил: – Ну, знаете ли! В следующий раз пойдёте сами! – Уже бегу! – фыркнула она (блонди с удивлением понял, что её слёзы высохли, как по волшебству). Благодаря тому, что Лерой сидел на корточках, их головы были примерно на одном уровне. Долорес отбросила измочаленные бумажные полоски, протянула руку и дотронулась до его щеки. В её глазах появилось какое-то странное выражение. – До чего же ты красив… Почему ты не нашёл себе никого другого? – Потому что я его люблю… Ответ прозвучал раньше, чем блонди успел сообразить, что именно говорит. – И я его люблю, – отозвалась Долорес. – И что нам теперь с этим делать? Теперь она обнимала его лицо обеими руками. Пристальный взгляд чёрных глаз просто загипнотизировал Лероя. Он смотрел на неё, на женщину, которая почти сумела отнять у него Катце, осознавал, насколько она красива, понимал, как она умна, помнил, как она эмоциональна… и чувствовал уже забытый, разгорающийся в паху жар. Это было совершенно неожиданно и даже пугающе, потому что Лерой успел потерять всякую надежду… Симмонс уверял, что всё в полном порядке, иннервация гениталий не пострадала, и сексуальная функция сохранена. Это подтверждали все анализы и тесты. Но после своего физического выздоровления Лерой с отчаянием понял, что стал импотентом. Катце махал рукой и говорил, что это ерунда, что он любит своего блонди и без еженощной гимнастики в постели. Наверное, так оно и было – рыжий скорее подчинялся желанию Лероя, чем проявлял собственное. Но это совершенно не утешало. Они по-прежнему спали вместе. Катце нравилось засыпать в тёплых надёжных объятиях блонди. А тот укачивал его, словно ребёнка, и не мог сомкнуть глаз до утра. После всего, что произошло, Лерой смирился с мыслью, что рыжий рано или поздно его бросит, ведь теперь их не связывал даже секс. Но рыжий почему-то не уходил. Более того, он стал мягче, как-то доверчивее, что ли, спокойнее и проще. Иногда блонди с горькой иронией думал о том, что, пожалуй, имело смысл пройти весь этот ад, чтобы по-настоящему обрести возлюбленного… И вот теперь он почти снизу вверх смотрел на черноволосую женщину в блузке цвета огня… и понимал, что хочет её – единственную женщину, так резко вошедшую в их с Катце жизнь. - У тебя очень усталые глаза… И вообще ты выглядишь измученным, – хрипловатым голосом проговорила она, и Лерой почувствовал, что улетает от этого голоса. – А ты действительно любишь его, Поэтому я не могу на тебя злиться… Не должна. – А ты говорила, что больше его не любишь… – Как у тебя потемнели глаза… Я врала… Долорес погладила его по щеке: – Ты осунулся… и под глазами круги… Она меня жалеет, сообразил Лерой, и тут же удивленно подумал, что совершенно этим не оскорблен. Наоборот, ему было приятно признать свою слабость и быть уверенным, что ему простят его ошибки. Оказывается, кое в чём люди его превосходят! Лерой потянул её к себе. Она крепче обхватила ладонями его голову и поцеловала в губы. Он вернул поцелуй. Прикасаться к женщине – это было так… необычно, непривычно, невероятно… так чудесно… – Долорес…

Донна Роза: Их привёл в чувство какой-то посторонний звук. Они синхронно повернули головы в направлении двери – и увидели стоящего на пороге Катце. У него дёргались губы. – Какая… неожиданная картина… Его лицо как-то сразу осунулось. Он выглядел так, словно получил смертельную рану. И Лерой, мало что слышавший из-за шумящей в ушах крови, вдруг подумал: «Теперь ты знаешь, каково это, Катце? Теперь ты понял, каково это – когда тебя бросают?» – Ну что ж… совет да любовь… Рыжий развернулся и почти бегом бросился по коридору к лестнице. Лерой резко встал и поднял Долорес. Мгновение они смотрели друг на друга одинаково сумасшедшими глазами. – Он сейчас уйдёт, – одними губами сказал блонди. Да, ответил взгляд женщины. И оба одновременно бросились к дверям, крича на ходу: – Катце! Катце! Подожди!

Донна Роза: Симмонс вернулся домой, чем-то сильно озабоченный. Супруга нежно обняла его за шею: – Милый, ты уже несколько дней сам не свой. Что случилось? – Наверно, мне придется искать другую работу… Жена нахмурилась. Известная клиника, хорошая должность – что это вдруг на него нашло? – А у тебя неприятности на работе? – осторожно начала она. – Да, нет, не в этом дело, – отмахнулся Симмонс. – Просто… Знаешь, я не считаю себя ретроградом… Как врач, я не должен осуждать людей… Но … В-общем, это уже слишком. Ласково улыбнувшись, она присела рядом. – Расскажи мне все. Симмонс никак не мог решиться. – Ну же? – подбодрила супруга. – Я смирился с тем, что Лерой – гомосексуалист, – начал он. – Я был в приятельских отношениях с его любовником. Потом Райтхэн завел роман в той женщиной… – Другой гомосексуалист? – уточнила жена. – Ну да, – кивнул хирург. – Пассивный. Вдобавок – кастрат. – Кастрат – роман с женщиной? – переспросила супруга. - С той очаровательной брюнеткой креольского типа, к которой я тебя даже немного приревновала? – Ну да… Впрочем, он уже не кастрат, потому что всё-таки сделал восстановительную операцию, - Симмонс начал нервничать. – Но теперь… В общем, они теперь живут втроем. – Втроем? – чуть не взвизгнула миссис Симмонс. – Ну да, - растерянно подтвердил хирург. – Лерой, она и Катце… Мне кажется, это не лучшим образом скажется на репутации… Но жена его уже не слушала. Она мечтательно улыбалась. – Как, должно быть, они красиво смотрятся вместе! Она – брюнетка, Лерой – блондин, Катце – рыжий…, – супруга вздохнула, улыбнулась… и недоуменно взглянула на мужа. – Так я не поняла: с чего ты вдруг решил менять работу?

Селен Росава: Аааааааааааааааааааааааааа суперррррррррррррррррррррррррррррр!!!!!!!!!!!!!!!!!! Вот уж неожиданный финал, но класс!!!!!!!!!!!!!!! тащусь и плавлюсь!!! Розочка ты гений!!!!!!!!!!!!!!!!

Донна Роза: Селен Росава, спасибо Эви.)))

Селен Росава: Донна Роза Ага и всем всем кто вдохновил на такое:))

Донна Роза: Вот-вот!

Theodorus: Этот "неожиданный" финал только я еще не материл. Но скоро начну, если он воеводе боком выйдет.

Донна Роза: Theodorus, ты про что? )))

Иржи Тан: Theodorus , какой воевода? Это про Катце и Лероя сказка.

Theodorus: Иржи Тан пишет: [Это про Катце и Лероя сказка.] Если бы. Про шведскую семью эта сказка. Вот эти "шведы" меня и нервируют. Весь фэндом взбаламутили.

Донна Роза: Theodorus, тогда кого ты имел в виду под "воеводой"?

Селен Росава: Донна Роза Кажется воевода, это сам Федя, или я чего-то не понял:)) наверное тоже хочет шведскую семью. Консул, Советник и он:))

Донна Роза: Селен Росава, тогда все претензии воеводы - к Консулу и Советнику.

Советник Эм: Консула на вас нет, бродяги...

Theodorus: Зараза, Сел! Я так шифровался! А ты меня все же раскусил... Донна Роза, да, каюсь - концовка просто мечта и все мои наезды были из зависти.

Первый Консул: Советник Эм Ты хочешь, чтобы я был на них?????

Советник Эм: Первый Консул Ни за фто!!!

Донна Роза: Консул, Советник, примите Теодоруса в семью! Он хороший!

Первый Консул: Донна Роза Чиво????? Никогда!!!! Советник только мой!!! Да, я жадина-говядина. Бееееее.

Советник Эм: Жадина, жадина :) И никого мне кроме тебя не нать

Theodorus: Донна Роза, ОНИ меня НЕ хочут! Ыыыыыыыы. Только Олес меня любит - кровиночка.

Первый Консул: Theodorus Федя, не плакай, я тоже тебя люблю, но странною любовью... Как самого верного и мужественного поклонника моего супруга

Донна Роза: Первый Консул, а может, вы его усыновите?

Первый Консул: Донна Роза Роза, ты не поверишь, но 2 из наших пятерых детей именно так и появились. Усыновили от греха подальше:)

Донна Роза: Консул, так и поручика туда же!

Первый Консул: Донна Роза Думаешь, согласится? "с сомнением"

Theodorus: Первый Консул пишет: [но странною любовью... ] Вот зачем ты это добавил? Не можешь вовремя остановится. А еще дипломат. Донна Роза И КЕМ тогда станет Олес??? Не, придется им со мной каким есть маятся.

Донна Роза: Theodorus, ты мне лучше про воеводу объясни!

Orknea: Донна Роза а что про воеводу? (недоуменно)

Донна Роза: Да я сама не знаю - это Фан какого-то воеводу вспомнил.

Советник Эм: Донна Роза Да не какого-то, Розочка, а из Сказочки Orknea

Донна Роза: Советник Эм, позор на мою седую голову! Не прочитала! Orknea, прости!

Советник Эм: Донна Роза Обязательно прочитай! Не пожалеешь!



полная версия страницы